В счастливой семейке на лоне природы
Родился красивый малыш.
Одно лишь несчастье - тяжёлые роды.
Но вроде - здоровый, крепыш.
Лишь мать почему- то всё чаще грустнела
Купая мальчонку в реке,
И чёрное пятнышко тёрла на теле-
С рождения след на руке.
Наверно, вы поняли, это вступленье
К тому, что хочу рассказать.
Но чтоб не случилось, я жду избавленья,
Ни в чём не виня свою мать.
Она искупалась в реке жаркой ночью,
Блистая своей наготой.
И демон ночной заглянул в её очи,
Прельстившись её красотой.
Что было потом - и ребёнку понятно.
Мгновенная вспышка- любовь.
Зачали ребёнка, навеки запятнав
Судьбу его, имя и кровь.
Но хватит об этом, теперь - ближе к делу.
Наверно, вам хочется знать,
Каков я из виду? Теперь можно смело
Мученья мои описать.
Тёмные волосы вьются по пояс,
Чёлкой густою висят до бровей.
Нежные губы и бархатный голос,
Пылкое пламя зелёных очей.
Но стоит кому-то в красавца влюбиться
И вызвать в ответ мою страсть,
Как в демона тело моё превратится-
А губы - в ужасную пасть.
В обьятьях красавица в ужасе бьётся,
А на лице- отвращенье и страх.
Из ран во всём теле кровь алая льётся
И жизнь постепенно тает в глазах.
Её от отчаянья рву я когтями,
Не в силах в глазах её страх погасить.
О, Боги! Мне больно! Попробуйте сами
Хотя бы мгновенье в той шкуре прожить.
***
Со мною такое впервые случилось
Ещё в раннем детстве,
А, может, - приснилось.
6 июня. 6 год рожденья,
Когда три шестёрки все вместе сошлись,
Я в полночь проснулся от наважденья.
Пришедшие гости давно разошлись…
Приснилось такое, что голову кружит-
Я - Монстр. Я съедаю пришедших гостей.
Склоняюсь над жертвой, в глазах её ужас.
Я с рёвом рву тело до хруста костей.
Ковёр утопает в кровавых потоках,
Что льются горячей рекою из ран.
Тела изощрённо разорваны в клоки,
Как будто их грыз извращенец-гурман.
В холодном поту с диким сердцебиеньем
С кровати я к зеркалу кинулся вмиг.
Вгляделся со страхом в своё отраженье-
Всё тот же с рожденья приевшийся лик.
Едва успокоившись, я засыпаю
И утром луч солнца меня разбудил.
Следя за ним взглядом, я вдруг замечаю-
Постель мою кто-то когтями изрыл.
Из дырищ наверх выпирают пружины.
Такое не сделать руками во сне-
Следы от гигантских когтей - исполинов…
Страх, ужас и боль пробудились во мне.
С трудом, волоча непослушные ноги,
Едва соображая, я выбрался в сад.
Я брёл наугад там, не видя дороги.
В душе воцарились смятенье и ад.
Уж в полдень родные меня отыскали-
Я в тёмной аллее тихонько рыдал.
Вопросы какие-то мне задавали,
Но в горе, замкнувшись, я тихо страдал.
Неделю не мог отойти я от шока,
Не мог никому ничего рассказать.
Но маме своей рассказал о пороке,
Страшась наяву это правдой признать.
Рука мамы в кудрях, лаская, зарылась
И ласково голос её зажурчал:
«Мой милый, не бойся, тебе всё приснилось,
Постель же соседский кот разодрал»
Душа, исстрадавшись, поверила в сказку.
Ведь правду на деле не принял никто.
Я рос, как и прежде, родными обласкан.
И так незаметно семь лет протекло…
****
И вот мне тринадцать. И вновь- день рожденья.
В гостях у меня одноклассников тьма.
И много девчонок, но без сомненья
Из них дорога мне лишь только одна.
Лишь ею любуюсь, её замечаю
И знает об этом, конечно она…
По саду пройтись я её приглашаю.
Нам путь освещала одна лишь луна.
Девчонка за розой слегка наклонилась,
А ветер шальной её юбку поднял,
По жилам моим жарко кровь заструилась,
В объятья схватил её, к телу прижал.
И тут я почувствовал жаркие губы
И рот оказался мой словно в плену.
И мысль пронеслась, что она меня любит-
Покорно отдался я страсти огню.
Но лишь страстный трепет пронёсся по телу.
Как слышу - рубашка трещит на плечах.
Прорвав слой одежды, там крылья взлетели,
А мускулы тела растут на глазах.
Огромные когти в девчонку вцепились,
Клыкастая пасть прикоснулась к губам.
Девчонка в истерике в лапах забилась,
Отчаянья крик резанул по ушам.
От крика ослабил я хватку немного-
Прекрасная жертва смогла ускользнуть
И с воплем несётся она вдоль дороги,
Я следом за ней продолжаю свой путь.
Несчастную девушку я догоняю
И вижу лишь ужас в прекрасных глазах.
Я с рёвом на части её разрываю
С одним лишь желаньем - убрать этот страх.
Проходит минута, другая. Я снова,
Как прежде, обрёл человеческий лик.
В лохмотьях одежды стою в луже крови.
Губами к загубленной деве приник.
Рекою из глаз льются горькие слёзы.
Мой ум не готов эту жертву принять.
Что это со мною? То явь или грёзы?
Как мог столь чудовищно жизнь я отнять?
И тут я подумал, что всё это дико,
Опаснее стал я свирепых зверей!
Но вдруг я услышал далёкие крики
Встревоженных шумом бегущих людей.
Всё бросив, как есть, я к реке убегаю,
В холодную воду по пояс вхожу.
Одежду кровавую с тела срываю,
Старательно в водах её полощу.
Крадучись домой через сад возвращаюсь,
По дереву крепкому влез на балкон,
Никем не замеченный, в спальне скрываюсь,
Убийца, нарушивший жизни закон.
Остатки лохмотьев в камине сжигаю,
Постель разобрал так, как будто я спал.
В сухую одежду себя облекаю
И в страхе дрожа, всё ж спускаюсь я в зал.
Там всё, как и прежде, и праздник в разгаре,
И вся молодёжь уж изрядно пьяна.
Желая забыться во хмельном угаре,
Решился напиться я вдоволь вина.
И стопку за стопкой в себя я вливаю,
И мышцы мои расслабляются вновь.
Душевную муку слегка притупляю
И тише в висках бьёт кипящая кровь.
Я вижу в тумане размытые лица.
Уже никого не могу различить,
Ко мне тут подсела за столик девица,
Желая на танец меня пригласить.
И снова тут ужас ко мне возвратился
Боясь, что кошмар мой вернётся опять,
Как можно помягче я к ней обратился:
«Я сильно хмельной. Не смогу танцевать»
Шатаясь, по лестнице вверх поднимаюсь.
И прямо в одежде валюсь на кровать.
Средь ночи с огромным трудом просыпаюсь,
От боли в висках головы не поднять.
Снаружи доносятся громкие крики,
Что молотом бьют по больной голове.
По стенам трепещутся яркие блики
От нервно зажатых в руках фонарей.
Поднявшись, с трудом на балкон выхожу я,
Хоть то, что увижу, уже не страшит.
Но всё ж, с замиранием сердца гляжу я
Туда, где убитая дева лежит.
Накрытая тканью, запачканной кровью,
Она безмятежно лежит среди трав.
Всё так же прекрасна, лишь хмурятся брови,
Овеяна сенью осин и дубрав…
Теснятся толпою вокруг её тела
Родные и гости, соседи, друзья…
От жуткой беды её мать поседела…
И в этой беде виноват только я!
На гневные лица я сверху взираю.
И тут один взгляд устремился в ответ…
Узнав свою мать, чуть дыша, замираю –
Из глаз её льёт подозрения свет.
И вздрогнув всем телом, я в тень удаляюсь,
Моля, чтоб не выдала тайну слеза.
От мысли чудовищной в страхе сжимаюсь,
Как маме своей буду лгать я в глаза?
Все зверя искали – виновника смерти.
Леса прочесали. Искали в горах.
Но месяц проходит и люди, поверьте,
В рутинных заботах забыли свой страх.
А я стал скрываться от девушек бойких.
Всё чаще то в горы, то в лес уходил.
И горький взгляд мамы выдерживал стойко,
Он день и ночь душу мою бередил.
Но вот как - то ночью мне снится девчонка.
Я крепко руками её обхватил.
Сорвал с её тела рубашку, юбчонку,
Сгорая от страсти, её совратил.
Но с каждым движением страсть прибывала –
Не в силах девчонка её утолить!
Тут понял, что больше всего я желаю –
Горячей, струящейся крови испить!
Я в миг пробудился, взволнован виденьем,
И понял, что жажда бушует во мне.
Взметнулись вверх крылья, шурша
опереньем,
С балкона я прыгнул, растаяв во тьме.
Я сверху заметил заблудшую тёлку,
Которую пьяный пастух упустил,
Стремительно с выси ей прыгнул на холку,
И с жадностью шкуру её прокусил.
Как только я крови горячей напился,
Почувствовал – силы прибыли во мне.
Еще до зари я домой воротился,
Отмыв свое тело, забылся во сне.
И вновь люди ищут опасного зверя.
Вновь мама с укором глядит на меня.
И зло перед носом её хлопнув дверью,
Я в комнате прячусь от ясного дня.
Теперь в полнолунье я в небо взлетаю,
И в поисках жертвы, как призрак, кружу.
А днем приставаний девиц избегаю,
От страха и страсти всем телом дрожу.
Но скоро животных в округе не стало,
Кто съел, кто продал – лишь бы зверю не дать.
На долгие поиски времени мало…
И стал постепенно я силы терять…
Давно перестал возвращаться крылатым,
С рассветом таясь, пробираюсь домой,
А днем с вожделеньем смотрю вслед
пернатым,
Мне б крови глоток! Я совсем уж больной!
От крови моя красота расцветала,
От жажды огонь загорался в очах.
Девчонки от страсти ко мне трепетали,
В безумной любви признавались в сердцах.
Я вмиг загорался, глядя с вожделеньем
На алые губы, на пышность груди.
Но демона страсти страшась пробужденья,
Я вновь торопился подальше уйти.
Но ночью, все чаще, мне девушки снились,
Все чаще над лесом ночами летал,
И зверя инстинкты наружу просились,
Над ним постепенно контроль я терял.
Однажды, по тихому лесу гуляя,
Услышал, как кто-то окликнул меня:
«Как мне повезло, что тебя повстречала.
Что бродишь один здесь средь белого дня?»
Я жажду почувствовал, сильно бледнея,
А девушка жарко прижалась к груди.
И вот горячо уж целуюсь я с нею,
И вновь я зверею. И ей не уйти.
Рычанье и плач. Жажда. Боль и страданье.
В неравной борьбе погибает она.
Лишь слышно довольное зверя урчанье.
И вот наступает опять тишина.
Я тело упрятал в горах под камнями.
О, если бы боль свою спрятать мне там!
Рыдаю на скалах я целыми днями,
И черною тенью парю по ночам.
Пытался я с жизнью ужасной расстаться,
При помощи ветки и крепкой петли…
Но только я начал в петле задыхаться,
Как ветка склонилась до самой земли.
С обрыва я броситься вниз собирался.
И с этою мыслью у края я встал.
И тут чёрный коршун вдруг с неба сорвался,
Толкнув меня с силой, на камни упал.
И тут грозный голос средь неба раздался:
«Не делай попыток покончить с собой!
Хоть с раннего детства с тобой я расстался,
Но время придет - я приду за тобой»
От страха дрожа, потерял я сознанье…
Мерещилось мне, что горю я в аду…
Я маме решился пойти на признанье,
Какое не выдумать даже в бреду.
И вот рассказал я ей всё, замирая…
И молвила мама, лаская меня:
«Тебя я люблю, ни на что не взирая.
Ты - боль моя, горе, ошибка моя!»
Тогда-то и мама мне тайну раскрыла.
Узнав, кто отец, я был в шоке вдвойне…
То демона сила меня окрылила,
То адская ярость бушует во мне!
«Не знаю, сынок, как помочь тебе в этом…
Возможно, святая вода подойдёт?
Хоть с демоном я согрешила тем летом,
Но Бог в очищенье на помощь придёт.
-К соседке схожу за водой я святою,
С молитвой тебя в один миг окропим…
Чтоб демон-отец не довлел над тобою
Мы завтра же утром тебя окрестим!
И матушка скоро со склянкой вернулась,
Шепча что-то в воду, ко мне поднесла.
Вдруг, дико крича, от меня отшатнулась,
И крёстным знаменьем себя обнесла.
И вдруг дикий хохот раздался средь ночи,
И вихрем вокруг начало всё сметать.
Весь дом сотрясает, а демон хохочет.
Вот падает шкаф, придавив мою мать.
И следом обрушилась крепкая крыша.
Успел из окошка я спрыгнуть во двор…
Разрушив наш дом, ветер стал дуть потише.
С собой унося со двора мелкий сор.
И вот я стою перед рухнувшей кровлей,
Не в силах один эти брёвна поднять,
А сердце моё обливается кровью
И гнев на отца возникает опять.
И в диком безумии в небо кричу я:
«Тебя ненавижу я, изверг-отец!
С тобой, как с мужчиной, сразиться хочу я,
Твоим злым деяньям поставить конец!»
Отец, хохоча, предо мной появился.
Крылатый и стройный, красивый, как Бог.
«Ну, что же ты так на меня разъярился?
Тебя от креста защитил я, как смог.
А мать не жалей, от меня отвернувшись,
Она предала всех сторонников Зла.
Тебя Бог не примет. Однажды, проснувшись,
Поймёшь, то, что мать и тебя предала!
В одной мы упряжке, сыночек мой милый…
Как сын, подчинишься ты воле моей!
Тебе передал я огромные силы,
И с каждой минутой они всё сильней.
Но полностью в силу тогда только вступишь,
Как только тринадцать ты жертв наберёшь,
Тогда к чёрным знаниям доступ получишь,
Тогда о себе в «Чёрной Книге» прочтёшь!
Наутро соседи завал разгребали –
Все доски и вещи подняли с земли.
Средь щебня и мусора тело искали,
Но маму мою так нигде не нашли.
Не смог я взирать на знакомые лица,
От всех отвернулся я в горе своём…
И вот я решил ото всех схорониться,
Устроив в пещере в горах новый дом.
Туда перенёс всё, что с детства любимо.
Большой мамин снимок поставил в углу…
Охапка соломы сменила перину,
А искры кострища развеяли мглу…
Ночные полёты. Кошмары. Вкус крови.
А днём – плач, отчаянье, мамин портрет.
С него неотступный её взор суровый
За каждую жертву взывал дать ответ.
(продолжение следует)