"Небесный терпкий мёд". Валерий Клебанов.
ИСПЫТАЛА ДУША И ПОЛЁТ, И ПОЗОР
* * *
Небо Сретенья – в пелене.
Тяжко солнечному лучу.
Но сказала старушка мне:
– Я за вас поставлю свечу.
Помолюсь. Я молюсь за всех.
Как иначе-то выжить нам?
И ушла, излучая свет,
чтоб и мне приоткрылся храм.
* * *
Чуть не до смерти в лицах усталость,
обречённость и грустная злость...
Сердце снова от жалости сжалось,
но спасительных слов не нашлось.
Да и чем я смягчу их обиды,
чем на горькие раны плесну, -
если теми ж гвоздями прибиты
мои руки к тому же кресту?
* * *
Рождество Христово или пасха, -
всякий раз, когда колокола, -
чую, как безверие опасно,
как душа беспомощно гола.
Может, ничего ещё не поздно,
но сомненья жгут, кровоточа:
по плечу ль подвижнический посох,
строгий пост и тонкая свеча?
* * *
Всё происходит, как в Писании:
мы так же к совести глухи;
и фарисеи те же самые,
и те же самые грехи;
и спесь, и зависть одинакова,
и вопиющий глохнет глас,
и снова ждём того, кто заживо
замучен будет вместо нас.
* * *
Бог не просит лишнего:
гонор истребя,
возлюбите ближнего
так же, как себя.
Из запаса личного
дайте ему света.
Бог не просит лишнего.
Сделайте хоть это...
* * *
Ты не ставь никому в вину,
если вдруг не найдёшь ответ, -
что Создатель имел в виду,
выпуская тебя на свет.
Разве духом ты не окреп,
разве разумом не возрос,
потребляя небесный хлеб,
густо сдобренный солью звёзд?
* * *
Что с людскою сделалось натурой,
как она жестока и пуста!
Непонятной аббревиатурой
многим стало слово «доброта».
И напрасно, криком исходя,
чьё-то горе тянет к нам ладони, -
как новорождённое дитя,
брошенное матерью в роддоме...
* * *
Жизнь – лишь отсрочка приговора, -
но чем-то всё же хороша.
Есть в ней то зелье приворотное,
которым тешится душа.
Но есть и привкус тот железный,
когда нахлынувший испуг,
как у идущего над бездной,
вдруг перехватывает дух...
* * *
Для чего влачил он век, -
как теперь узнать?
Спит бездомный человек
на своих узлах..
Спит спиной к добру и злу,
погружённый в бред,
на замызганном углу
лучшей из планет.
* * *
Зубы сжав и смиряя норов,
часть души своей уступи
и ютящимся в стылых норах,
и скитающимся в степи.
Даже если гнетёт бессилье,
помни: суть бытия – любовь.
Пусть тебе и не стать мессией,
но раздай свои пять хлебов!
* * *
Крещусь порою, но украдкой;
молюсь, но больше про себя.
Как неразумно жизнью краткой
распоряжается судьба!..
В спасенье верю – и не верю,
глотая пыль земных скорбей, –
но не даю проснуться зверю
в душе мятущейся моей.
* * *
Испытала душа
и полёт, и позор...
Пенье звонниц в ушах –
и стенания зон.
Что собор нам срубить,
что суровый острог.
Меж «любить» и «убить»
расстояние – слог...
* * *
Я, возможно, с ума не сойду
и не сгину в безглазой глуши.
Тихий, трепетный сумрак в саду –
словно облачко чьей-то души.
Видно, дух мой не столь одинок
и не столь беспросветна дорога...
Сердце сжалось в горячий комок
от нечаянной близости Бога.
* * *
До самого судного дня
сквозь жизни слепую нелепость
неси над безумьем меня,
мой дом, моя хрупкая крепость,
халупка, скорлупка моя
в косых переплётах оконных, -
где вся теплота бытия -
как свечка в Господних ладонях.
* * *
Ему дана была пустыня
и долгий, тяжкий путь по ней, –
где проступают и поныне
следы истерзанных ступней.
Пророк! Он даже диким зверем
был понят и спасён не раз...
А мы когда-нибудь прозреем?
Иль не для нас небесный глас?