1.
Как жаль, ты не моя судьба,
я ощущаю это кожею
и локоны твои со лба –
не подаяние прохожему.
Еще не здесь, уже не там
в каком-то веке в день намеченный
я дань любви тебе отдам –
единственной любимой женщине.
Мы разошлись среди квартир,
парадных лестниц, эскалаторов
и потеряли чистый мир,
заполучив взамен залапанный.
И всё же, всё же едем мы,
соприкасаясь только бёдрами,
на белый свет из чёрной тьмы
довольные собой и гордые.
Соединились сотни лет,
для нас высвечивая клинопись,
и вазу с розой на столе,
и осень с пламенными листьями.
Звенит струною новый день,
мы существуем где-то около
игрою солнца на воде,
движением ресниц и локонов.
2.
Я хотел бы тебе рассказать,
как теряет стремительно лето,
что хранят еще наши глаза
в обрамлении солнца и веток.
Где кружится легко мотылек
и жужжат одинокие осы,
наш июнь бесконечно далек,
обозначилась близкая осень.
А пока я тебя окружу
лепестками горящего мака,
где зеленый с прожилками жук
на лицо наклоняет нам злаки.
Постигая, что это – венец,
я теперь о другом сожалею,
как последним полетом скворец
зачеркнет перспективу аллеи.
И когда ты внезапно уйдешь,
не грусти, не печалься, не бойся,
наше лето не смоет и дождь
без последствий далекого «после».
3.
Наше время с тобою отмечено
тихим шелестом осени ранней,
ты от Бога красивая женщина
и меня то врачуешь, то ранишь.
Ты лицо наклоняешь иконное,
что-то шепчешь, срывая покровы,
пренебречь бы любыми законами
от безумья разбуженной крови.
Но звенят мои дни колокольнями
со словами о дальней дороге
и поэтому, милая, больно мне,
твои губы и руки продрогли.
Листья клёнов становятся птицами,
жёлтым клином над темной рекою,
долгой ночью когда-то приснится мне
откровенье любви и покоя.
Ты губами потрогаешь бережно
освежающий воздух осенний,
чтобы жизнь оставалась по-прежнему
синей россыпью дней и мгновений.
И припомнишь когда-нибудь, милая,
эту самую нежную осень,
где ресницы твои говорили мне,
что рассыпало небо колосья.