Разворошить, как муравейник. Былинка

Александр Григорьевич Раков
Рабочие муравьи с тщанием строили свой дом, снося с лес-ной округи неподъемные хвоинки. Хвоинки подхватывали строите-ли, и каждая ложилась на свое место. С годами вырос настоящий город-холм со сложным переплетением улиц и проспектов вокруг дворца матки — продолжательницы рода; с полицейскими, воинами и врачами. Входы в муравейник охранялись строго, и при любой опасности — будь то дождь или нападение недругов — спешно за-муровывались наглухо.

И вдруг эта размеренная муравьиная жизнь была разрушена вмиг: нечто огромное, как дерево, пробило город до земли, раз-давив тысячи обитателей, уничтожив запас яичек, — будущих жи-телей муравейника. Солдаты яростно бросались на врага, выпус-кая из брюшка едкую жидкость, насмерть впивались в него челю-стями…
…Две пожилые женщины лечили в муравейнике больные ноги…

Разворошить, как муравейник,
Весь мир загадок и задач…
Который камень откровенней,
Когда казнит себя палач?
…Кто муравьем таскает тяжесть,
Не пожелав владыкой стать?
Разворошить. Разбудоражить!
Сесть на пенек и — наблюдать.
Глеб Горбовский, СПб


Видели, конечно, муху, попавшую в паутину? Чем больше она дергается в попытке освободиться, тем больше запутывается в невидимых липких сетях; редко кому повезет свободой. А паук? Сначала он обездвиживает муху укусом, потом ловко заворачивает насекомое в кокон паутины и оставляет висеть до времени, пока не проголодается.
Так и человек. Однажды попавший в бесовскую западню, но сумевший с борьбой вырваться из нее, пусть не думает, что все позади. Враг знает его слабинку и только ищет повода, чтобы в удобный момент уловить человека. Сам испытал после разрыва с оккультизмом злую силу, злой и коварный ум, злое и неотступное стремление завернуть тебя в тенета покрепче и захлопнуть за тобой дверь надежды в Царствие Небесное. «Вы некогда жили по воле князя, господствующего в воздухе, духа, действующего ны-не в сынах противления»(Еф.2,2). «Не давайте места диаво-лу»(ЕФ.4,27).

«Диавол действует именно против желающих спастись, а не против преданных греху и суете, поскольку они уже самоуловле-ны. Бог же попускает все это для нашего спасения, чтоб мы ви-дели, как легко бываем поруганы невидимым врагом и как удобно для него по причине нашего скудоумия и нетвердости в вере». Протоиерей Валентин Мордасов †1998

К ЗЕМНОМУ СТРАННИКУ
О путешественник земной! проснись от сна:
Твоя грехов сума полна;
Ты погружен, как в сон глубокий, в нераденье.
Престань напрасно жизнь — безценный дар — мотать!
Не то придет к тебе внезапно смерть — как тать…
А в вечности вратах — ужасно пробужденье!
Святитель Игнатий(Брянчанинов) †1867

Душа мудрее разума; человек иной раз даже не подозревает о своей мудрости. Душа общается с человеком по ночам, наполняя его Божественным знанием истины. Но и сама душа не сразу ста-новится мудрой — она напитывается при общении с другими душа-ми. Кто направляет ее? Может быть, Ангел-хранитель, или не-бесный защитник, или Сам Господь. Случается, и несколько душ слетаются вместе.

Это вовсе не означает безрассудную веру в вещие сны и другие знаки Неба. Человек Богом научается вечному — и это главное.

Есть неизбежность встречи. Как восход
Теплом и светом наполняет мед,
Так единится с небом мысль земная.
И души странствуют, все время узнавая,
Кто создал их и к вечности ведет.
Архиепископ Иоанн Сан-Францисский †1989


Помнится, я писал, что погибшая много лет назад знакомая, Галина, попросила у меня в моем сне «витаминок». Понятно, о каких «витаминках» шла речь с того света. В Пюхтице я заказал «вечное» упокоение о ее душе с Неусыпаемой Псалтирью. Сегодня она снова приснилась мне — похорошевшей, одетой, как и при жизни, со вкусом, и благодарит: «Спасибо, что выполнил мою просьбу — надоело питаться червями». Именно так и сказала. А молиться за нее, кроме нас с женой, никто не молится…

УТЕШЕНИЕ
Женщина с лицом заплаканным,
Тихим голосом, с тоской,
Повторяет вслед за дьяконом:
«Со святыми упокой!»

Как сказать ей в утешение,
Что усопшие сейчас
Слышат каждое прошение,
И, конечно, видят нас?

За невидимой околицей
Кто в раю, а кто во мгле…
И блажен, о ком помолятся
Со слезами на земле!

За молитвы у Распятия,
После милостынь и слез,
Души умерших в объятия
Принимает Сам Христос!
Евгений Санин, Набережные Челны


На даче пишется легко. Дома и стол-«аэродром», и компью-тер, и справочники, а по-другому: будто это работа, что ли… На даче лежишь себе на кровати в крохотной комнатке, о чем-то недовольно шумит Ладога, льется через окно сосновый воздух, а ты строчишь еле разборчивое на квадратных листках и нет над собой насилия, которое, чего греха таить, часто происходит до-ма. На даче мысли просятся на бумагу, и ты заносишь их неряш-ливыми закорючками, а уж потом, на столе-«аэродроме», произве-дешь отбор. И если вы прочитаете сии мысли, значит, они прошли через колючий забор собственной и чужой цензуры, заслужив пра-во на жизнь…

В безсилье не сутуля плеч,
Я принял жизнь. Я был доверчив
И сердце не умел беречь
От хваткой боли человечьей.
Теперь я опытней. Но пусть
Мне опыт мой не будет в тягость:
Когда от боли берегусь,
Я каждый раз теряю радость.
Алексей Прасолов †1972


Моя последняя книжка, не эта — эту я только пишу — еще где-то в пути, то ли в издательстве, то ли в типографии, и я с трудом сдерживаю нетерпение до выхода своего детища в свет.

Писатели на опыте знают разницу между написанным пером, отпечатанным на компьютере, опубликованным в газете или журна-ле, или изданным отдельной книгой. С каждой ступенькой воздей-ствие слова на читателя резко возрастает.
 
А сам писатель? Да он носится с сигнальным экземпляром книги, как дитя с новой игрушкой: и погладит, и полистает, и понюхает, и вверх тормашками повернет, и поцелует — уж столь сладок он, миг обладания собственным творением.

Правда, и разочарование наступает скоро: здесь сказал не так, там заметил ошибку, фотография не на том месте, слово пропущено, и прочее, и прочее, и прочее… Все эти мелочи, кото-рых рядовой читатель и вовсе не заметит, вдруг вырастают для писателя в чудовище, затмевающее своей тенью все доброе, что есть в книге.
 
Бедный писатель! Вы видите его раздающим автографы, го-ворите ему приятное, но груз совершенных ошибок уже тяготит ему душу, и он пытается объяснить каждому, почему пробралась в текст та или иная опечатка. Его, увы, никто не слышит. Куда подевалась долгожданная радость от выхода книги? У писателя опустились плечи, потухли глаза, и только надежда на то, что не все заметят оплошности, удерживает его на людях от слез. Трудно быть писателем…

«…Никакое богатство не может перекупить влияние обнародо-ванной мысли. Никакая власть, никакое правление не может усто-ять против всеразрушительного действия типографического снаря-да. Уважайте класс писателей…» Александр Пушкин.

Встаньте, прошу вас! Почтим молчанием
Рукописи, книгой не ставшие,
Спаленные авторами в отчаянии
Иль убиенные их не писавшими.
Ирина Снегова


Страну захлестнул оконный бум: пластиковые, по западному образцу, шумопоглощающие и удобные в использовании окна идут на смену добрым деревянным переплетам с форточкой наверху. Ес-ли не думать, превосходство цивилизации неоспоримо, и в квар-тирах стало теплее и тише. Однако, дерево, в отличие от пла-стика, сквозь поры пропускает воздух, даже зимой проветривая помещение, — оттого в избах и болеют меньше.

Но здесь присутствует и мистический момент. Доныне в на-ших городках и весях окна и двери снаружи разукрашивают резны-ми наличниками, вырезают по центру православный крест. И это не просто желание красоты жилища. Если икона — окно в мир гор-ний, то окно в доме для христианина — окно в мир Божий на зем-ле; через него открывается человеку природа — Божие творение, чтобы наслаждаясь ею, славить Самого Творца. Да и сам оконный переплет представляет из себя крест…
Тихой сапой вытягивают из русского человека его родное, исконное, веками державшее Русь…

Гении старого зодчества —
Люди неясной судьбы!
Как твое имя и отчество,
Проектировщик избы,
Чьею рукою набросана
Скромная смета ее?
С бревен состругано, стесано
Славное имя твое!
Что же не врезал ты имени
Хоть в завитушках резьбы?
Господи, сохрани меня!
Разве я жду похвальбы:
Вот вам изба, Божий рай — и все!
Что вам до наших имен?
Скромничаешь, притворяешься,
Зодчий забытых времен,
Сруба творец пятистенного,
Окон его слюдяных,
Ты, предваривший Баженова,
Братьев его Весниных!
Леонид Мартынов †1980


Завтра — праздник Преображения Господня, а сегодня в гос-тевой книге Интернет-сайта нашей газеты появилась запись:

«Примири нас, Боже, примири,
Двери милосердья отвори.
Умягчи сердца и отогрей,
Помоги нам, Боже, стать добрей…
Мы в гордыне тонем, как в грязи.
Вытащи… Спаси… Преобрази!
Всегда ваша – Надежда Смирнова-Созинова»

Много ли надо человеку, чтобы преобразить его к добру? Улыбка, вовремя сказанное слово… Спасибо, Надежда, будь счаст-лива!


Мысль сокровенная. Православная газета, в муках рожденная в трущобах Лиговки, наподобие Спасителя, рожденного в хлеву, не может существовать покойно: как Христос, на кресте распя-тый, и газета, если она истинно православная, должна пройти свой крестный путь, пострадать за веру. Дай Бог, чтобы так и произошло… «Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте»(Рим.12,14).

КРЕСТ
Свой крест у каждого. Приговорен,
Взвалив на плечи ношу, каждый
Нести ее, под тяжестью согбен,
И голодом томясь и жаждой.

За что? Но разве смертному дано
Проникнуть тайну Божьей кары?
Ни совесть не ответит, все равно,
Ни разум твой, обманщик старый.

Но если не возмездье… Если Бог
Страданья дарует как милость,
Чтоб на земле, скорбя, ты плакать мог
И сердцу неземное снилось?

Тогда… Еще покорнее тогда,
Благослови закон небесный,
Иди, не ведая — зачем, куда,
Согнув хребет под ношей крестной.

Нет помощи. Нет роздыха в пути,
Торопит, хлещет плетью время.
Иди. Ты должен, должен донести
До гроба горестное бремя.
       Сергей Маковский †1962