О, Женщина, ты чудо из чудес. Сны о серебряном век

Омичка
ТАЙНА НЕЗНАКОМКИ

Роман о Незнакомке и Прекрасной Даме
И вдруг появился цикл стихотворений « О, Женщина, ты чудо из чудес»
Он стал возможен благодаря удивительным полотнам художницы Светланы Валуевой, которая помогала ощутить и почувствовать ту эпоху, и увидеть те сны, и моему любимому критику Сергею Анатольевичу Фоминцеву, без вмешательства которого я бы вообще не писала стихов, вероятно.
Им и посвящается то, что внезапно возникло вдруг в эти дни августа 2008 года, и будет продолжено в прозе еще.

Это стихи из нового романа, который написан лишь частично.
В «Беге» Мастер показал нам сны и грезы той эпохи.
Во сне возможно все, и во сне мы можем их увидеть и общаться с ними, и переживать то, что видится и слышится нам из 21 века.



Она исчезает, во мраке она растворится,
А он не окликнет. Останутся только стихи.
Лишь маски мелькают в метели, теряются лица.
За ним, как метель, незнакомка напрасно летит.

Смеется старик, в эту бездну его увлекая,
Молчит пианист, и хрипит обреченно рояль,
И только цыганка, из вьюги немой возникая,
Танцует, над бездною, сбросив одежды, он шаль

 Протянет ей снова, укутает он обнимая,
О, жрица немая, с тобой откровенен поэт.
Тебе он поверит, актрисы притворно рыдают,
И громко смеются враги, и прощения нет.

Игрушка судьбы, чародей запоздалой метели,
Куда он несется, и с кем проведет эту ночь.
В пылу маскарада, куда его тройки летели,
И черная роза покорно лежала у ног.

Страшна его власть, а стихи его странно - прекрасны,
И Демон безумный впервые парит в небесах.
Молчит Пианист, все мольбы и усмешки напрасны.
Коснуться щеки, утонуть в этих синих глазах.

И после не жить, а писать и случайно встречаться,
И память хранить о растаявшей где-то вдали,
Отчаянной встрече, им было обещано счастье.
Безумное счастье, но им не дожить до любви.

 Кто ты кукловод или кукла?

Тень незнакомки в сумерках прекрасна.
И в этом танце движется душа.
Раздета ли - одета , нам не ясно.
Но только видно - дивно хороша.
Она металась, плакала, смеялась.
И смех порой похож ее на стон.
Вот так и в нашей памяти осталась,
А кто-то говорил мне: - Это он.
Но кто, и что такое натворил он.
Что женщина, взлетая, танцевала.
Любил ее небрежно, не любил ли.
Она его уже не узнавала.
В тумане было одиноко - зябко,
В обмане этом скрыта вечно боль.
Но кто же он, и он откуда взялся.
О, незнакомка, что теперь с тобой.
И вновь мелькают сны и силуэты,
Над пропастью, как будто невпопад.
Никто не знает все твои секреты.
И только голос: - Он не виноват.
В печали тихо нега проступает,
И в этом танце вера и судьба.
Она тебя в ту вечность провожает,
И что там? Там Гарольдова труба.
Она зовет, она в пылу бросает.
И поднимает над бедою вновь..
И молча, незнакомка улетает.
Нам остается музыка и ночь.



 Муза в синем

Муза снова явилась к поэту и долго парила,
И присела устало, и что-то твердила о том,
Что прекрасна и жизнь, и судьба, и удача любила
Этот тихий и тайной окутанный в полночи дом.
Он смотрел удивленно и ей он поверил едва ли.
Но она улыбнулась, и скрылась, шуршали шелка.
И какие-то райские птицы за ней улетали.
И бессильно махнула прекрасная в кольцах рука.
Он стоял у окна, и хотел ее снова увидеть.
Но туманная даль унесла ее ночь эту вновь.
И тогда научился поэт эту жизнь ненавидеть,
И твердил, что ему не нужны ни мечты, ни любовь.
Сон во сне - эта ночь, и она в голубом на мгновенье.
Кто же может помочь, и кому позвонить в этот час.
Но вернулось в тиши, но пришло к нему вдруг вдохновенье,
И печали пропали, и пишет поэму сейчас.
Только тайна и свет никогда не спасают от боли.
И в полете ином, он останется вечно вдали.
А она? В этот миг мы ее называли Любовью.
Да, усталая муза говорила ему о любви.
Дама в синем, мечта, и стихия, которая рядом,
И в пустынной дали растворяются снова мечты.
Не зови, не ищи, пусть вернуться такая отрада.
Но ее удержать не сумеешь, о, ангел мой, ты.
И она уходила, казалась порой виноватой,
Но невинная была, и без слез ты ее отпусти.
И шуршали шелка, и духи уносились куда-то.
Ну а что оставалось, лишь грезы, туман и стихи.



На Невском
В этом граде отчаянных гениев зла,
Ты брела там Невскому молча куда-то,
В пустоту и печаль незнакомка ушла.
И вернулась к поэту тоска и утрата.

И садилась за столик, к окну повернувшись.
И кого-то ждала, и смотрела на свет.
И взирала на небо, ему улыбнувшись.
И писал свои верши, забывшись, поэт.

Это было в тумане вечернего неба.
Это было обманом и чудом в тот миг.
Странный мир, где герой только зрелищ и хлеба
Все искал, тихо встретились, ангел возник.

И исчез в темных водах реки в это время.
И осталась кровавая рядом заря.
И шагала она, в эти страсти не веря.
Что там, март, середина того сентября

И явился тот кот, словно сажа он черен,
И речист, как оратор на странном пиру.
Мир катился во мрак, разве с этим мы спорим,
Только кто-то далекий продолжит игру.

И поэт или призрак, ее обнимая.
Говорил о духах и шелках при луне.
И какие-то птицы поспешно взлетали
И вернулись художники в город ко мне.

Эти перья и руки, так странно знакомы,
Этот голос, летит он, куда-то во мрак.
Этой музыки бред, эти страсти влекомы
Незнакомка с поэтом спасались от драм.
И стихи возникали, и гасли, как свечи,
Снова страсти, тонули во мраке до срока
Что мне снилось сегодня, пленительный вечер,
Незнакомки шелка, профиль яростный Блока.

Этот сон, нет страшнее его и прекрасней
И откуда все это мне дивно знакомо.
Только кот говорит, что закончился праздник
И на бал приглашает, и проводит до дома.



Дриада. Рассвет. Чарующая мир

Когда костры погасли в час рассвета,
И юноши отправились домой.
Дриада, как веселая комета,
Кружилась над уснувшею землей.
Она еще побеги чаровала
И помогала бабочкам порхать.
Она еще, забывшись, колдовала.
И так хотелось ей самой понять.
Откуда эта страсть и эта нега
Рождается, и хочется взлететь,
И странный мир, где пух-подобье снега,
Ей помогал и колдовать и петь.
Какие-то незримые создания
За ней стремились в этот дивный час,
И где-то там прощенье и прощанье
Вдруг окрылено проступали в нас.
О, дивная, о чудная природа,
Своих богинь ласкает и живит
Души уснувшие радость, до восхода
Дриада над землей моей кружит.
И рыжая пленительная дева
То с Паном разговаривает вновь.
То юношу, идущего несмело, обнимет,
И пленит его любовь.
И он уже не ведает какая
Иная сила может нам помочь.
Но Гелиос спокойно выступает,
И раздраженно отступает ночь.
И только там, где облако и сила
Неведомая снова нас чарует.
Дриада, так пленительно красива,
И в час рассвета, как она ликует!
И этот мир прекрасный - совершенство,
Подаренное нам когда-то вновь,
И вот теперь и радость и блаженство
В душе, очнувшись, породит любовь.


Обнаженная. Осенняя соната
Женское тело и золото листьев,
Тихо кружившихся где-то до срока.
Знавший всю прелесть стихов или истин
Не был поэтом, но был он пророком.
Кто-то чужой все смотрел удивленно
На полотно и не мог разобраться.
Холодно стало богине влюбленной
В странном порыве забытого танца.
Как она снова кружилась над нами
И увлекала куда-то опять.
Женское тело, оно временам
Может забытого бога пленять.
Вот и поэт все смотрел обреченно
И находил в пустоте сентября
Музу, казалась она обнаженной
Листья кружились, алела заря.
Что он напишет о том в этот вечер.
Что он успеет еще рассказать?
Снова зажгутся ненужные свечи.
Звезды бессильно погаснут опять.
Кто ее снова в порыве согреет,
Кто ее дерзкий окутает тьмой.
Только богиня, танцуя, не верит.
В то, что найдется кто-то другой.
Знавший всю прелесть стихов или истин
Не был поэтом, но был он пророком.
Женское тело и золото листьев,
Тихо кружившихся где-то до срока.


       Черный и рыжий.
 

Явился ко мне тот посланник властителя тьмы.
Улегся небрежно на рыжий и мягкий ковер.
И долго еще об огне говорили с ним мы.
Когда мой печальный и рыжий котяра пришел.
- Откуда он взялся, -с укором мне кот говорит,
Не можешь никак ты без черных, я вижу прожить.
И только огонь его глаз так призывно горит.
И с миром иным не теряется темная нить.

И где-то как облако , белый наш кот проплывет,
Заглянет на миг, и уносится с ветром шальным.
И только забыв о реальности, в мире забот
Живу и дышу я пространством сегодня иным.
И мир состоит из иллюзий, страстей и котов,
Которые с нами, то тьму нам являют, то свет.
А пес мой скулит, словно хочет сказать: - Не таков.
И огненный кот лишь шипит ему яростно вслед.

И он отступает пред этим нашествием вновь.
И троица наша на тихом балконе опять.
О рыжий мой кот - ты огонь и земля и любовь.
О черный мой кот, мне тебя еще надо понять.
О облачный мой, я тебя удержать не могла.
И вот ты несешься, туда, где поют твои птицы.
Там яблоки зреют и есть там живая вода.
И ветер в порывах своих и страстях веселится.

В глазах этих вижу три мира, и снова в плену
У тьмы я и света, огонь согревает в пустыне.
И только к рассвету спокойно и мирно засну,
И будут коты окружать нас беспечно отныне.
- Смириться придется, - я псу говорю в этот миг,
Виляет хвостом, и на небо глядит осторожно.
Мы в мире котов, и уютно нам жить среди них.
И в умных собачьих глазах я читаю: -Возможно…




Осень в заповедном лесу
В лесу заповедном, как листья, кружатся
Усталые души, и мысли о вечном
В такой тишине и покое родятся.
И новые сказки приносит нам ветер.

И снова с драконом вернется принцесса.
И будет Яга ему раны лечить.
О вечные сны заповедного леса,
Как листья все будут над нами кружить.

И рядом ворчит растревоженный Леший,
А ветер- проказник, затих и заснул.
В тревожной тиши заповедного леса
Вдруг огненный змей чешуею блеснул.


И волк выбегает, умаялся Серый,
С царевичем снова случилась беда.
В лесу заповедном Кикимора пела,
О том, кто уже не придет никогда.

И снова Баюн выбирался из мрака,
Куда его дерзко загнал дивный черт.
А это что там? Да затеяли драку,
Омутник и Банник, и солнце печет,

Как будто бы лето обратно вернулось.
Но листья кружат в заповедном лесу.
И нам Берегиня в тиши улыбнулась.
И снова русалки покой принесут.

И Велес на камень у дуба садится,
И вечность пред этой лесной тишиной
И новая сказка в тумане родится.
И радуги прелесть, и дивный покой.

Смотрю в глубину твоих глаз и не верю,
Что так все прекрасно в осеннем лесу.
И дивные духи и дикие звери.
В беде нам помогут , от скуки спасут .

На свитках записаны эти преданья.
И Мокашь не даст нам солгать о былом.
В лесу заповедном пора увяданья,
И ветер проснулся, но тихо кругом.

Театр общения
О, эта праздная небрежность, когда краса так дивно манит,
И что нам остается? Нежность. И пусть иллюзия обманет.
Мы в том театре, как актеры, готовы снова раствориться.
Печаль, она проходит скоро. И очень страшно воплотиться.

О львицы дивные, вы снова небрежно смотрите на мир.
И больше нет пути иного, как только распрощаться с ним,
Когда прекрасная эпоха, растает, словно этот сон.
Останется лишь профиль Блока, потом растает даже он.

В театре, где мы все играли себя, а может быть иных
Созданий, дивные печали хранили этот старый миф.
И мир, в его великолепье был так далек от этих грез.
И вы проснулись на рассвете. И ветер вдруг духи унес.

И в старом парке встреча снова так неожиданно мила.
И мира больше нет иного, чем тот, который обрела
Твоя душа в театре этом, в плену у света и тоски
Звучали дивные сонеты, и пелись светлые стихи.

Ваш век серебряным назвали. И в блеске тихом и тоске,
Звучали дивные печали. И веер чуть дрожал в руке.
Раздета, больше, чем одета, и потому озябла снова,
Но света не было от света. Метались среди грез и снов.

Небрежно брошенные снова в мой век, и в трепете огня
Еще я вижу этот пламя, заворожившее меня.
И диалог, он будет длиться, и что ему теперь века,
Когда вдруг воскрешает лица опять художника рука.


       Соперник

Но кто она? Муза -творец мирозданья?
И Род пробудился от вечного сна.
И помощи ждет от него и признанья.
Богиня Любви, наступает весна.
А он себя видел творцом и участье
Ее не оценит, суровый старик.
И только в минуты лихого ненастье
Все видит прекрасный и сказочный лик.
- Я создал Вселенную, он восклицает.
И лишь улыбается Лада в ответ.
И все проявилось, и ветры взлетают,
Огонь полыхает, наступит рассвет.
Но что без любви будет это творенье?
Лишь хаос и тьма, о, опомнись на миг,
И только гордыня, и только паренье
И только бессильно:- Я создал сей мир.
И пусть она снова уходит куда-то
И ищет признания, в миг торжества.
Беспечной надеждой, жестокой расплатой
Звучат в бесконечности эти слова.
Поверженный в хаос, порой торжествует,
Но снова воюет в пылу увяданья,
И кто она? Муза, поет и ликует
Да нет, ты ошибся, творец мирозданья.
Лишь с нею ты можешь шагнуть за границы
Своих и иллюзий, и грез, и страданий.
И видит усталые серы лица.
И лишь улыбнется он им на прощанье.
Но Сварог к огню в пустоте приступает
И будут лишь бесы в лесу веселиться.
А Лада смеется, а Лада порхает.
И дарить любовь и признать не боится
В ее пораженье победу и чудо.
-Пусть будет любовь, остальное не важно.
Огонь полыхает и духи повсюду.
Богиня любви весела и отважна.
Но кто она? Муза? Творец мирозданья?
И Род пробудился от вечного сна.
И помощи ждет от него и признанья.
Богиня Любви, наступает весна.

 Женщина в мужском мире.


И манит таинственный мир вдохновенья,
Где птицы и звери мне верно служили.
И ласково душу обнимет забвенье.
И спутает вечность все маски и стили.
И снова застынет в тиши Галатея.
В тумане тот замок старинный предстанет.
И манит таинственный мир вдохновенья.
И сказка вернется, реальность отпрянет.
Жизнь- сон позабытый, она так прекрасна,
Таинственна так в этом мире иллюзий.
И осень нахлынет в реальность внезапно,
Меня позабыли и звери и люди.
И только тоска о далеком мужчине
Волнует беспечную душу и манит.
И песни звучат в этой дивной пучине,
И что еще будет, и кто нас обманет.

О нет, я реальности той не приемлю,
Мне рифмы милее той прозы унылой
Но как мне понять эту странную землю,
Как тихо душа в забытьи все парила.
И сны становились реальностью снова
И странно реальность похожа на сон.
И кто-то печальный из мира иного
Твердил, что вернется, что вечно влюблен.
Гнала эти странные грезы со смехом
И больше остаться в плену не хотела,
Художник закончил портрет и уехал,
И только душа все куда-то летела…
И таяли звезды во мраке и свечи.
И мир показался мне тенью творенья.
И вновь надвигался таинственный вечер,
И снова укроет нас полог забвенья


Музы серебряного века

 Что мир без них, и что они для мира…
       В потоках света или тьмы опять.
Они пришли, свергать уже кумира. И Демона вернуть, и страсть унять.
О, девы света или тьмы внезапной,
       Как вам поверить, как понять ваш пыл.
И там, в плену забытого азарта Мир был так странно обнажено мил.
Когда художник вас увидел снова, И тайны разгадать уже не мог.
И если мало значит в мире слово,
       То кисть спасает от горя и тревог.
И ваше совершенство в час заката. И в миг покоя дивная возня.
О птица, ты упряма и крылата, И доживешь до призрачного дня.
И будут снова трепетные тени.
       Ждать и признанья и забвенья там
Где тонут души и в пучине время тянулись безрассудно по следам.
Там было тесно от духов и платьев,
       И было мило знать, что есть миры,
Которые раскрыты для объятия.
       Но вот пришел к вам он- властитель тьмы
И где вы нынче призрачные девы. Какая спесь , какая боль во мгле
И только там, где были королевы,
       Лишь тени промелькнули на земли.
И канули в какие-то пучины,
       И растворились в странном мире грез,
Когда ушли в мраке навек мужчины, что оставалось, только запах роз.
И кровь опять прольется и страданья останутся для мир и тоски.
И век любви - одни воспоминанья
       И только вы печальны и легки


.О, Женщина, ты чудо из чудес

В унынье, раздумьях и неге они остаются в тени,
О, время, замершее в беге, в их милые лица взгляни,
Открой эти вечные тайны, и дивные сны изучи.
Быть может и были случайно они у тебя на пути.

О, женщины, как вы прекрасны, и как безнадежно грустны,
Над миром в отчаянье властны, и в счастье бессильны, и сны,
И грезы у вас, как поэмы, юны и прекрасны тела.
И если мужи вдохновенны, то значит к ним Муза пришла.

И пусть суетятся мужчины, им чудо такое дано.
Быть вечно виновной, невинной, и пить дорогое вино.
И снова некстати являться, не слыша мольбы - уходить,
И снова задорно смеяться, и плакать, и радостно жить.

И в танце парить, и участья не ждать, покоряя миры.
Мы слишком бывали несчастны в азарте безумной игры.
Но как без нее обходиться, когда все уныло и немо.
И Лада опять воплотится, и страшно нависшее небо

Готово грозой разразиться, когда ты смеешься задорно,
О женщина, как бы забыться в объятьях, но ставши покорной
Ты снова свободе и неге, готова бессильно отдаться,
И летом мечтая о снеге, зимою жарой наслаждаться

Готова, и все тебе мало, любви и тепла, и уюта...
И вновь Маргарита взлетала, и снова весталки сменяются,
И жрица в том танце экстаза скрывать не хотела в начале,
И в каждом движенье и фразе лишь грация светлой печали.

День и ночь

Ты день и ночь, ты свет и тьма земная,
Тебе помочь не сможет ни один.
Когда , рыдая, чувствами играя.
Ты появилась, смолк там властелин,
И больше в мире не было печали,
Когда смеялась та над небесами.
И розами и светлыми свечами
Тебя твои печали украшали.
Ты принимала яд, и раздавала
Свои приказы в этом мире вновь.
Сверкала солнце, если ликовала
А тосковала - наступала ночь.
И чей-то профиль вновь в пылу заката
И чей-то голос отрезвит от сна.
Темна, как ночь, светла ,как день, куда ты
Теперь идти опять одна должна.
И короли становятся рабами
Рабы опять взлетают до небес.
И в Ирии в плену за облаками
О, женщина, о чудо из чудес.
Ты так нежна и холодна внезапно
И плен твой их спасет и суета.
А что потом? А что случится завтра?
Никто не знает, мрак и темнота.
Тебе остались и уже к закату
Идут твои веселые года
О, милая, о дальняя, куда ты
И светит нам сгоревшая звезда.



Изменчива и непостоянна

Всегда изменчива, и вечно ты другая,
О свет и тень на пир сошлись в тот час.
Они тебя улыбкой провожают.
Но будут плакать от тоски, простясь.
Искать в других твое отображение,
Не находить, и в воду не войти
Два раза, только темное сомнение
Все души их не хочет отпустить.
И говорят о том, что было светлого,
В ночной тиши, в экстазе бытия.
- А что потом? -Потом она уехала,
И не смирился с этим больше я.
Завел собаку, преданно и весело,
Мой пес меня встречает в этот час.

И долго курит, осень там развешала
Листы, о золото, обман, и вновь стучась
В окно его явилась Муза трепетно,
И пишет он о том, как было яростно.
-А что она? - Забыла, не ответила
Тоска по женщине, все бьет его безжалостно
И кто-то рядом, но не надо третьего,
И все-таки , смирившись и отчаявшись,
Он пишет вновь, она ль ему ответила,
Нет, это лодка к берегу причалила.
И там Морена, говорит безжалостно,
Что все прошло, и в это жизни горестно.
Ее не будет, виноват, не жалуйся.
И он за тенью обреченно гонится.
Всегда изменчива, и вечно ты другая,
О свет и тень на пир сошлись в тот час.
Они его улыбкой провожают.
Но будут плакать от тоски, простясь.


Изгнанница
За чертой бытия я тебе назначаю свиданье,
Этот бал, мой любимый, ты помнишь , его отменили.
Этот вальс и полет, о прощенье твердит и прощанье,
Мы могли пожениться, и счастливыми самыми были.
Но сегодня в плену и изгнании мне так тоскливо,
Что стремится душа в ту унылую пену дождя.
И молчит Петербург. О, как в небе я сером парила.
Понимала прекрасно, что вернуться в былое нельзя.
И опять возвращалась, это танго они запретили.
Откровенное слишком, там страсть и судьба напоказ.
Только мы в нашем сне все кружили еще и кружились.
И прильнула душа моя к стройному телу как раз.

Кто нам страсть запретит, и кого они в жизни любили,
Мы остались навеки у этой незримой черты,
Только легкие тени, все спутав: и время и стили,
В зал, заполненный светом, увлечешь у последней черты.
Государь император к нам с улыбкой выходит навстречу.
А твердили в Париже, что нет его больше в живых.
Что за бред. Но сгорают отчаянно тонкие свечи.
Этот вальс и Шопен, и Соната, и там остальных
Я узнаю легко, и никак не могу я проснуться.
Этой музыки плен, и печали мои так легки.
Почему он твердит, что туда невозможно вернуться,
Но душе не прикажешь, и в Россию плутовка летит.


ПОЭТЕССА. Изгнанница

Как в этот миг прощенья и прощанья
Была ты далека от торжества,
И как звучали в пустоте признания.
И вроде бы еще была жива,
И так прекрасна, но в огне пожарища,
Где все сгорела, в жуткий этот час,
Печальные, разбитые не знавшие
Куда идти, как отразится в нас
Нелепый бунт, и у тоски в объятиях.
И не во сне ты видела Париж,
И только там звучавшие проклятия.
Как дар небес ты примешь и простишь.
И вдруг черты неведомой красавицы
Проступят в пустоте и сне другом,
И если вновь душа твоя отправиться
В миры и грезы, кто сказал о том
Что в этот день, в печали этой яростной
Ты не была бы откровенна с ним.
Но музыкант, жестоко и безжалостно
Смеялся над неверием твоим.
И лишь художник, друг твой по несчастию
Вдруг вырвал душу из нависших грез
О бедная, ждала ли ты участия,
Мир полыхавший приняла всерьез.
А страсть в костре неведомом сгоравшая
Была началом тех ужасных бед
И все еще чего-то где-то ждавшая
Смотрела ты на призрачный рассвет.
И в этот миг прощенья и прощания,
Как далека была от торжества,
И лишь еще звучали так отчаянно,
Последние жестокие слова.


Светская львица.
Памяти Зинаиды Гиппиус.
Женщина, безумная гордячка,
Мне понятен каждый ваш намек

И снова в плену маскарада терялась во мгле.
Поэта ждала, а явился безжалостный критик
Молчит усмехаясь. И тени бредут по земле.
- Вы слишком бледны. - Я бедна, ну чего вы молчите?
Не верит, чудак, а какое мне дело до тех,
Кто счет лишь деньгам все ведет и не знает пощады.
Я слишком бедная, и уже не пленяет успех.
О счастье мечтала, да где оно тихое счастье.
И там маскарад, и меня они ждали давно.
Капризны и немы юнцы, а глядят деловито.
И этот старик, от успеха и славы хмельной
- Да полно, профессор, все это давно позабыто,
И ваши труды, и наряды мои, это прах,
И можно в порыве страстей нынче нам обнажиться.
И стерпят, напишут. И пусть я не ведала страх,
И дико кричат, не молчат, и мы сможем забыться.
Мелькают девицы, и тают в тумане опять.
И каменный лев, все взирает на мир величаво.
- О полно , профессор, ее ли мне нынче не знать,
Но как же ничтожна ученость, и дивная слава.
Пора мне, простите, идите спокойно к жене,
Она вас любила, и может быть в миг расставанья
Заплачет о теле погибшем, душа не в цене.
Да полно скулить об ушедшем, не будет свиданья.
Надеяться, завтра, пустое, давно я мертва,
А чувства иные уже не волнуют и снова
Печальная музыка, и вдохновенны слова.
И буря в бокале вина, не дано нам иного.
А жизнь маскарад, и не сдернуть мне маску с лица.
Лицо - это маска, и странная боль не проходит.
Вот так и кружились устало в преддверье конца
А что остается? Лишь призраки в полночи бродят..



Тайна полотна
Юная бабушка, кто вы?
М. Цветаева.

И незнакомки дивные черты,
Еще хранило тайну полотно.
И был художник снова у черты,
За нею страсть познает все равно.
Но какова она в рассветный час.
О чем ему так трепетно сказала,
И ускользнула навсегда от нас,
И ничего о прошлом не узнала.
А что в грядущем, ясно , дела нет
До тех стихов, летящих в эти дали.
Но будут с ней художник и поэт.
Так почему опять она в печали.
Что снится ей? Грядущая война,
И ужас бунта, и мираж расплаты.
Но эта страсть, она обнажена,
Она живет в мерцанье звездопада.
О, женщина, о прелесть этих грез.
Их тайну он понять сумел едва ли
На полотно с усмешкой перенес
И выразил всю радость и печали.
И там она осталась на века,
Обнажена пред шумною толпою.
Но эта нежность, гибкая рука,
Желание лететь, и что с тобою.
- Да это так, сомненья и стихи.
Они живут в пространстве грез и света.
Внезапные последние штрихи.
И страсть угасла, как свеча, к рассвету.
Останется внезапная хандра.
И князя лик, какой же он красивый
Нет, не любовь, высокая игра,
Ее опять в порыве уносила
И сам Стрибог ласкал ее опять,
И так Ярила ревновал в тот вечер.
Она грустит, и как же им понять.
Когда уже погашены все свечи.


Сон о Лунной сонате

В лунном свете замок утопает.
И летят ночные мотыльки
К люстре, где она еще сыграет
Эту песнь и тоже улетит.
- Будет бал, вы слышали, мой милый,.
Император грустен так и нем.
Только страсти бешеная сила,
Только звать меня назад зачем?
Говорят, безумец, он стрелялся,
Гению прощают все опять.
И ко мне он в полночи являлся
А просил, о чем? Да как мне знать.
Я ему велела отправляться.
Я устала от внезапных мук.
И во сне он будет мне являться.
О мой милый, мой далекий муж,
В лунной свете около рояля
Замирает, гибкая спина,
А лица ее я не узнаю.
Не увижу как же там она
Хороша была, смела, крылата,
Покорила этот высший свет.
И ушла растерянно куда-то.
А поэт? Дуэль, да он поэт,
И терпеть не станет, и пророчить
Он умеет, что ему хандра.
Он стихи напишет этой ночью.
Чтобы утром прохрипеть: - Пора,
И растает где-то и оставит,
Лишь долги и дивные стихи.
Женщина корить его не станет.
И соната лунная звучит.
И опять над миром, как расплата.
Страсть, и молний этих дикий свет.
И дуэль, остановись, куда ты?
Поздно, ангел мой, убит поэт.
И в порыве бешеного вальса
Не могла поверить в то графиня
И шептала, но кому: - Останься.
Он меня вовеки не покинет.
       
Они сошлись красавицы и музы


И замерев пред зеркалами, и в синий бархат завернувшись.
Они опять вдали и с нами, о, Незнакомка, улыбнувшись
И распрощавшись в миг страданья, пред пропастью, в плену и неге
Она не просит на прощанья прощенья, не твердит о хлебе,
И зрелищ больше ей не надо, а хочется в ночной тиши.
Чтоб ветра вечная прохлада коснулась тела, не души.
И потому там, в свете лунном, как будто это так и надо,
И зрелым женщинам и юным все Лунная звучит соната.

Они ее переживая, и прогоняя сон и боль.
Вдруг убеждаются - живая, и будет нежность и любовь,
В пылу тревоги странно близко и далеко от грез и бурь
Вся в синем, словно одалиска, она Венерой вечно будет.
И ни к чему ей эти грезы, и эти слезы - все пустое.
И только там Венеры розы - как память о любви, чужое
Прекрасное обнимает тело, в пылу потехи и экстаза,
Как к ней Адонис шел не смело, и как смущала спесь и фраза,

Что брошена была внезапно, и долетела в миг слиянья,
И пусть богиня ночи рядом, она продлит очарованье.
И тайна вечна и нетленная, и не отпустит в миг экстаза
Она его, и пусть Вселенная поможет ей. И в каждой фразе
Звучит прощанье и прощенье, и юноша из тьмы выходит.
И где-то, где царит забвенье он одинокий тихо бродит.
И в синий бархат завернулась, все ждет его и точно знает,
Что только плен, и только юность богиню дивную спасает.