Останься… ведь куда ни побеги
давно на шару розданы шарады.
При чётких построениях парадов,
мы создали квадраты и круги,
скормили – треугольникам… и рады.
За волчьи пасти с заячьей губы…
За два по двести, вместо сна… упрямы…
Крылатых львов лепили на гербы
и исцеляли ямами горбы
и спинами продавливали ямы…
Беснуются… дорвались и свистят,
ты слышишь, раки…. Шёлковые плёсы…
Тоннелями червивые утёсы -
вот-вот накроют… рухнут…отомстят…
Ты борешься с гардинами за вид,
кусаясь, как зарытая собака,
кричишь, что ветер, наш возможный гид,
что памятник твой выведет из мрака…
Что ты пойдёшь прозрачным, сквозь суды -
по небу, разлинованном под грядки,
разорванным июлем (на палатки)
меняя глаз неяркие заплатки…
Затем, чтоб попросить стакан воды.
Чего ты ждал от выси, не ходок?!
Воздев к нему - то спицы, то кастеты.
Что солнце распадётся на монеты?!
Что молния сплетётся в поводок?!
Единожды молившийся назло
и вопреки… потерянный в пустыне -
ты водопад, завязанный узлом,
который никогда уже не вскинет
ни пенных вод, ни камни из-под ног
и не коснётся щёк, ломая пальцы.
Канва лица натянута на пяльцы,
усмешки рта, примятый уголок…
Чего ж ты бел, от света своего
(с загаром гуджаратца и амбонца)
завистливо отметив из оконца -
не бледен Бог… Он просто ничего
и никогда не требовал от солнца…
Вмещают до поры… а время нет.
Вздуваются резиновые крыши.
Глядишь и одинокий силуэт
(наверное, непризнанный поэт)
под задранную юбочку афиши -
запрячется, глотая пистолет.