Папа, это ты?

Татьяна Науменко
Хотела разместить фото асетинца, встречающего русские танки со слезами и радостью в глазах не удалось. Разместила ссылку, а ... заменили фото на какую-то гадость. Вот так они и действуют... исподтишка. Простите. Это фото удалость разместить на другом сайте - посмотрите этот снимок на Литпричале, адрес не размещается.

**

Я смотрела этот снимок и плакала. Я увидела своего папу, стоявшего у обочины дороги, и сквозь рыдающую душу, радующегося прибытию защитников.
Посмотрите на его натруженные руки!
Посмотрите на его задохнувшееся лицо от невероятной боли, радости, надежды, благодарности! Он ждал! Он ждал и не верил, что они придут. И они пришли!
Посмотрите на горе, боль, надежду и радость этого простого Труженика полей! Может, и вы узнаете в нём своего отца?


А разве плохо, что он просто Человек, без званий, без регалий? А разве это не выше, чем космонавт или президент! А кто вас кормит? А кто кормит тех же космонавтов, президентов? Разве не простой Труженик? А кто пашет землю холодной весной? А кто сеет пшеницу? А кто убирает хлеба в жаркое лето?
И это всё делает Он - простой Человек!

А вы любите есть хлеб? А вы мыслите жизнь без хлеба?

А разве плохо, что он Землю любит больше, чем царские хоромы?
Не нужны ему мягкие кресла в царских хоромах! Ему землю дай! И мирное небо!.. Чтоб мог он копаться в щедрой земле! Чтоб сажать деревья, виноград, овощи, фрукты, пшеницу, рожь, овёс!.. Чтоб видеть, как они растут! Как зреет виноград!! Как кланяются Земле яблони за богатый урожай! Как пшеница наливается силой! И каждый колосок он любит всей своей неземной любовью! И он счастлив! Ведь без любви и колосок завянет!

И в этом простом человеке я увидела своего папу…

Папа, я всё помню: каким ты был!
Сколько ты земли перепахал?!
Сколько ты травы перекосил?!
Сколько ты сена пересушил и перевозил?!
Ты вставал очень рано, мы ещё все спали, брал авоську, приготовленную мамой, и ехал на работу. В авоське был кусочек сала и кусочек чёрного хлеба. Но ты умудрялся не съесть весь кусочек хлебушка и привозил нам гостинчик от “зайчика”. Мы с восторгом принимали твой гостинчик от “зайчика”, делили его на равные кусочки, и с таким удовольствием уплетали, как будто этот маленький кусочек чёрного хлебушка был слаще конфеты!

Красивый ты был! Очень! Настоящий казак! С чёрными бровями и… голубыми глазами! А взор всегда прямой! Никогда ни перед кем не склонял головы. Просто молчал. И смотрел всегда так - с лёгкой чуть хитренькой улыбкой, когда тебя пытались одурачить, а потом поворачивался и уходил.

Помню, ты однажды приехал очень поздно. Я маленькая ещё была, подскочила с постели: за гостинчиком от “зайчика”, а ты рассказывал маме грустную историю. Я была хоть очень маленькая, но на всю жизнь запомнила ту боль от унижения, которая отражалась на твоём лице.
- Положенке пахал, - с горечью в голосе рассказывал ты маме. - Я вспахал и взборонил ему и его соседу тридцать соток, а он выносит мне поллитровку, - снова горько усмехнулся папа. – а я ему и говорю – Не пьяница я. Мне детей кормить надо. Шестеро у меня их. - Он развернулся и выносит 2 рубля 52 копейки, копейки при мне отсчитал, остальные в карман положил. Э-э-эх… - Горько-прегорько застонал папа после небольшой паузы, как будто что-то проглатывал… - Пойду лошадям овса дам, устали они. – И пошёл управляться с лошадьми. И мне показалось, что ты плакал, но не хотел показывать, чтобы мы видели. Думаю, что в конюшне ты и выплакался.
Не понимала я тогда, что тебя так расстроило? Но эта боль меня так поразила, что я запомнила каждое твоё слово. Когда я немного подросла, то узнала, что 2,52 рубля, стоила поллитровка водки. И что Положенко – большой начальник и богатый, но очень жадный человек. И что папа ему пахал после работы почти до полуночи, как ты сказал:
- Хорошо луна светила, а то уже и межу не видно было.
И что земля тяжёлая – одна глина, а её пахать очень тяжело. И что бедных лошадей надо было подстёгивать.

А ещё помню, как я четвертого января попала в больницу с ногой и мне наложили гипс. Тогда мне было девять лет. Но нога под гипсом очень сильно болела, и я ни ела, ни спала целый месяц. Самое странное для меня было, что днём я не так чувствовала боль, а когда начиналась ночь, я не могла терпеть и я уже не стонала, а кричала. Кушать мне совсем не хотелось.
На моё счастье в посёлке разразился сильный грипп. Больница в посёлке была одна. И четвертого февраля её закрыли для больных заболевших гриппом, а всех тяжело больных отправили во Владивосток в Краевую больницу. В их числе была и я.
Потом уже мне рассказала Зоя, моя старшая сестра, что когда ты приехал из Владивостока, то прямо при всех сел за стол на кухне, положил голову на руки и долго-долго рыдал. Когда немного успокоился, стал рассказывать:
- Готовься, мать, потеряли мы дочь…- И дальше - Несу я её на руках, а она легче годовалого ребёнка, одни косточки, и только тихонечко стонет. Я ей - Потерпи, доченька. – Принёс я в больницу, забрали её, а я сижу в коридоре. Потом вызвали меня и дают бумагу, и говорят: “Подпишите. Гангрена. Уже пошла выше колена. Ребёнок может умереть.” – Не подписал я, мать, бумагу ту. Сказал, что лучше пусть умрёт, но девочку без ноги я не оставлю!

Мой милый добрый папа, я преклоняюсь перед твоей мудростью и мужеством!
Видно, врач настолько проникся к твоему мужеству, что стал бороться за спасение и меня и моей ноги, и… спас нас. Он чистил несколько раз кость без наркоза, потому что за месяц моё сердечко подсело, и наркоз бы не выдержало, и я кричала на всю больницу, если можно так назвать мой писк едва дышавшего ребёнка. Он счищал полностью несколько раз хрящики в суставах. Но он спас нас! Низкий ему поклон! Это был красивый высокий молодой парень, и он победил. К сожалению, я не помню его имени, но я всю жизнь помню его ТРУД и благодарна ему!

Ты знал, как я любила танцевать! И я всю жизнь танцую! И всю жизнь я склоняю голову перед твоей мудростью и твоим мужеством! Всю жизнь я склоняю голову перед Золотыми Руками Врача, спасшего мою ногу и мою жизнь!

Помню, как одну зиму ты жил у меня. Мамочка наша умерла очень рано. И ты остался один, и я пригласила тебя к себе. Это был самый счастливый период в моей жизни после того, как я уехала из дома!
Я тогда работала и училась в вечернем институте. Уходила из дома в семь утра, возвращалась в одиннадцать ночи. Прибегала, готовила вам с доченькой на день еды и утром убегала снова.
Когда я возвращалась домой в одиннадцать ночи, то, когда ты открывал дверь, ко мне бросалась моя маленькая доченька и с неописуемым восторгом щебетала:
- Мамочка, а я много раз обыграла дедушку!
Я переводила взгляд на тебя, а ты мне с улыбкой подмигивал:
- Да, внученька обыграла дедушку.
Первый раз, когда я услышала это от маленькой девочки, я была в ступоре, а потом привыкла. Ну, как тут поругаешь такого счастливого ребёнка, что она до одиннадцати часов играла с любимым дедушкой в “дурачка” и много раз “обыграла” взрослого дедушку?!
А в выходные мы все вместе пекли пироги, торты или пирожные, чаще пирожные, и я была так счастлива! И это было так весело и озорно. Ты любил всё делать с шуточкой да прибауточкой.

Помню, как ты переживал, что я – молодая, красивая женщина и одна. И жалел меня очень.
И вот, однажды, в воскресенье, ты рассказал, что встретил свою землячку, которая живёт здесь наподалёку с сыном, и что доченька её уже знает. Сын её работает водителем, старше меня на пять лет. Всё о ней рассказал и мнёшься. А я увидела, что ты что-то хочешь сказать, подтолкнула тебя, а сама внутри улыбаюсь, догадалась, что сейчас сватать будешь, но не показываю вида, чтобы не обидеть тебя:
- Ладно, пап, говори, что ты хочешь сказать.
- Да, вот, дочка, подумали мы, подумали: ты – одна, он – один и решили мы вас познакомить.
- Нет, пап, не хочу я ни с кем знакомиться, да и времени у меня нет: Работа, учёба, доченька. Нет, пап, не хочу я больше такого “счастья”.
В общем, ты всё-таки хитренький у меня был. “Случайно” ты познакомил меня с Марией Фёдоровной, она работала в нашем магазине кассиром. Там, при нашем дефиците, она стала нам подбрасывать молоко, мясо, колбасу. Она очень заботливо относилась к моей доченьке. Когда я приходила домой, у вас только и разговоров было, что о Марии Фёдоровне. И вы общими усилиями сломили моё упорство.

Наконец, назначен день знакомства.
Ты волнуешься, я – нисколько, отношусь к этой затее с юмором, но обижать мне тебя совсем не хотелось. Я знала наперёд, что из этой затеи ничего не выйдет. Не хотела я больше ярмо на шею одевать.
И настал тот самый день!
Я нарядилась, как никак свататься иду, с улыбкой думала я. Одела своё единственное нарядное платье, вязанное, удлинённое - до середины икр, светлокремового цвета, облегающее по фигуре. А своей фигурой я и сама порой любовалась, танцуя против зеркала свои танцы души.
Беру цветы для Марии Фёдоровны, торт и иду.
Правда, когда уже подошла к двери что-то и впрямь заволновалась.
Дверь мне открыла Мария Фёдоровна. Стол уже был накрыт. Но сын задерживался на работе. Примерно через полчаса пришёл и сын:
- А-а-а! Пришла? Привет!
Умылся, прошёл на кухню.
- Мать, дай поесть. – Мария Фёдоровна, очень волнуясь,
- Сыночек, садись за стол.
- Нет, мать, я голодный, как чёрт, поем борща, потом за стол.
- Налей стопку! – Берёт бутылку водки.
- Сыночек, может не надо! Нехорошо-то как ты себя ведёшь. – Отбирает у него бутылку.
Я, видя, как волнуется Мария Фёдоровна, зашла на кухню.
- Мария Фёдоровна, где у Вас стаканы? Ага, вот они. - Беру бутылку водки, наливаю полный стакан до краёв:
- На, пей! – улыбаясь, подаю стакан изумлённому сыну Марии Фёдоровны - Не волнуйтесь, Мария Фёдоровна, всё в порядке.

Я очень хорошо запомнила твой совет, папа! Однажды ты мне сказал:
- Хочешь узнать мужчину, не пожалей, дочка, денег, купи бутылку водки и напои его, ты узнаешь сразу, какой он!

Пока он наворачивал борщ, я в зале старалась перевести тему разговора, чтобы успокоить Марию Фёдоровну.
За столом было продолжение представления, где я всё переводила в шутку, видя, как переживала Мария Фёдоровна, и успокаивала её, что всё в порядке.
Наконец, утомительное для всех застолье подошло к концу.
Прощаюсь. На улице уже темно.
Мария Фёдоровна подталкивает сына, чтобы он меня проводил.
- А куда я денусь! – Мол, пришла, надо проводить.
Я, улыбаясь, благодарю Марию Фёдоровну, насчёт проводов молчу.
Вышли мы из подъезда, я резко разворачиваюсь к нему:
- А теперь, мил дружок, кру-у-угом! Марш домой! Ты за кого меня принял? Да я таких… Мне жаль было твою мать, а то бы я тебя ещё там отбрила.
- Но… как же… ночь… я провожу… - от неожиданности вся его бравада вмиг с него слетела, и его язык стал заплетаться.
- Не волнуйся! Ночь – моя подруга!
Так он плёлся до самого моего дома, извиняясь. А потом он не давал мне прохода, но для меня этого человека уже не существовало! К сожалению, его гараж для катера находился у входа на пляж, и каждый раз он ждал нас с доченькой с ухой или жареной рыбой, но все его попытки я переводила в шутку-прибаутку, как это делал всегда и ты, папа.

Помню, папа как ты ждал меня с этого свидания и волновался.
Помню, как ты приносил мне извинения от Марии Фёдоровны, как она просила заходить. Вы с доченькой так и продолжали с ней дружить.

Мой милый и добрый папа! У тебя также были натруженные руки, как и у этого милого Человека на снимке. У тебя так же, как и у этого человека, всегда светилась надежда в глазах, что твои дети выучатся, и заживут по-другому. И все твои дети действительно выучились и зажили по-другому. Но живя в городе, все они очень тосковали по Земле, по той атмосфере, в которой выросли…

Хотя у этого Человека рыдающие глаза светятся совсем другой надеждой. Его глаза кричат:
- Спасите, родные! Спасибо, родные!.. Как мы ждали вас!..

Я плакала, когда смотрела этот снимок.
Как можно этого Человека выгнать со ЕГО земли? Он же умрёт без земли!
Земля для него – воздух!

Земля для него – пища!
Земля для него – жизнь!
Вот и не ушёл он со своей земли! Он защищал её! Закрывал своим беспомощным телом от танков, Ракетной системы «Град»…
Ну, как можно этого доброго беспомощного Труженика утюжить танком?..
И он ждал, что помощь придет! Он верил и не верил… Но он ждал, что русские братья не оставят их в беде!...
И вот они идут!..
И, встречая их, он задохнулся от радости, от боли, от благодарности, от надежды, от ЛЮБВИ!...

Всех кто грезит войнами, умоляю, остановитесь! Вспомните своих отцов!
Посмотрите ещё раз на этот снимок!
За что же его так?
За что?