17 июня 20.. года. Меня лихорадило. Руки дрожали. Не могла успокоиться. Уже испортила два аттестата о среднем образовании (их выдают точно по количеству учащихся).
Это было уже слишком!
- Всё, больше не могу... Помогите выписать аттестаты!
И как можно быть спокойной, если только что пришла на работу из «Ритуальных услуг»? Там попрощалась я с женщиной…
Видела её (труп) первый и последний раз в жизни. Оказывается, и такое бывает... Она лежала в гробу маленькая, с желтовато-голубым лицом, остреньким носом и, кажется, улыбалась одним, слегка не прикрытым глазом, нам всем, стоящим у её тела. Уголки губ были приподняты.
Такой я и запомнила её, Елизавету Егоровну Митрошкину.
Деревенского доморощенного поэта, без навороченного никнейма, без Интернета, без сборников стихов и мощного послужного списка в поэзии.
Накануне вечером её дочь Инна, которую я тоже никогда не знала, позвонила мне и сказала:
- Мама умерла. Придите проститься. Она просила. Вы так подолгу разговаривали…
Да… Елизавета Егоровна была моим «телефонным романом» продолжительностью в год. Она позвонила мне однажды из деревни, узнав из местных газет, что «пишу»: хотелось поделиться наболевшим, а стихи читать односельчанам стеснялась.
Да и то верно: ведь у каждого свои интересы. Тем более, женщинам в деревне не до поэзии: по хозяйству бы управиться, а управившись, отдохнуть от дел. А она сочиняла и сочиняла. За год написала более двухсот стихотворений!
Моя нечаянная телефонная знакомая читала удивительной чистоты и пронзительной искренности стихи о душе, о родной деревеньке, о нищете, о природе, об экологии, о детях, о вреде абортов – обо всём, что видит простой неравнодушный человек, близкий к земле, тонко чувствующий других людей…
А она, действительно, была близка земле, как никогда, потому что была больна раком на последней стадии и знала об этом: сама была медиком.
Была, была, была - такое простое и пронзительное по драматизму слово... Понимаешь смысл некоторых ключевых слов не сразу...
Это особый случай, когда не всегда знаешь, что сказать и чем утешить… Да и каждый ли день общаемся с людьми, обречёнными на смерть?
А моя телефонная собеседница не жаловалась, не ныла, а торопилась жить и сказать близким, родным по духу людям о заветном, о том, о чём не договорила, о том, что переполняло её душу. Стихи были её жизнью, соломинкой, за которую держалась.
Она пыталась обращаться со стихами и к людям, обременённым профессионализмом и нехваткой времени (писала и на русском, и на на коми языке), но наткнулась на равнодушие чинуш. В ответ на её письма просто молчали, не считая нужным что-либо сказать человеку о его творчестве.
Пару стихов опубликовали в местной газете к какой-то дате, и - всё...
По-видимому, со мной она отводила душу.
Читала ответно Елизавете Егоровне свои стихи и я. По сравнению с её творчеством они стали казаться мне мелкими и неживыми...
Последний месяц она вдруг перестала звонить мне.
А я уже настолько привыкла к звонкам телефонной подруги, что стало не хватать их.
Несколько раз и я пыталась позвонить ей, но в трубке мужской голос отвечал, что абонент то уехал в республиканскую больницу, то куда-то в город…
И вдруг звонок дочери Елизаветы Егоровны… Тот самый вечерний звонок…
После смерти в городском журнале «Всей семьёй» вышла подборка стихов деревенского поэта Митрошкиной о детях и внуках. К слову, некоторые читатели стихи о родных и поэзией-то не считают. Но её стихи были всё-таки особенными, одухотворёнными любовью. Там была и фотография Елизаветы Егоровны - красивой улыбающейся женщины, совсем ещё не старой... Фото совсем не вязалось с тем, кого (язык не поворачивается сказать "что") я видела в гробу, чья жизнь по касательной прошла рядом с моей...
И как бы цинично ни звучало, кого бы мы ни теряли, а продолжаем жить. В этом тоже , наверное, есть своя живительная мудрость, и недавно в городском музейно-выставочном центре прошёл вечер, посвящённый ушедшим из жизни корреспондентам, художникам, поэтам… В том числе и Елизавете Егоровне Митрошкиной. Были и строки, посвящённые её творчеству:
Как водой родниковой, стихом умывала.
Разве родненьким мало? Разве Родине мало?
Подумалось: "Почему же так недолог век настоящих людей, одарённых природой? Людей, по-настоящему творческих?" Конечно же, остаётся память, как некая эстафетная палочка жизни, которую передают нам, пока ещё здравствующим. И если бы я знала, что жизнь Елизаветы Егоровны закончится так неожиданно скоро, возможно, записывала бы многое из того, о чём беседовали с ней. Жаль, что разучились мы вести дневники, осмысливать и переосмысливать каждый прожитый день...
Но всё же иногда в беге и суматохе будней вспоминаю о человеке, с которым даже не были знакомы лично. Это был наш "телефонный роман" (виртуальный, как, наверное, сказали бы сейчас), который заставил меня жить чуть-чуть по-другому, чем прежде...