не целует, не жалит… глядит равнодушно вослед
бестолковая юность с колечком фривольным в пупке.
я ей не по росту, я кутаюсь в клетчатый плед
иных разговоров, в которых нельзя налегке,
в которых расшитый тюльпанами западный клеш
совсем неуместен, и пьется бордо как вода.
в пятнистую карту вселенной флажок не воткнешь
«я буду там завтра».
и в спину кричит «никогда»
от песен оглохшая юность на том пятачке,
где школа, пустырь и последний разбитый трамвай,
и пишет записку на все еще важном клочке
из старой тетради: ты это… ну, в общем, бывай.
я буду.
…
сжимать в кулаке беззащитное горло клико,
и с пеной у рта говорить, что еще молоко
совсем не обсохло.
старинных друзей адреса
я помню!
я помню…
и ветер в своих парусах,
и жар на губах от чужого и властного рта.
ну что ты темнишь. проведенная Богом черта
не повод бросаться в столично-безликий апломб,
и годы не годы – количество новеньких пломб,
кривая азарта виляет кудлатым хвостом.
садись, дорогая, да выпьем, как раньше, по сто.
…
давай портвейна. впрочем, уж не тот
портвейн, как жизнь… в ней правильность и мерность.
приобрела черты моя вседневность
бояровых окладистых бород.
здесь юность не цепляет, не клюет, -
пиджак накинув на худые плечи,
в том прошлом что-то штопает и лечит,
и в пальцах нервных сигарету мнет.
бывай…