Чем старше, тем труднее от лица
Свободы представлять другие лица.
Горевший ты, победно замерцал
в остывшее и жадное – «смириться»
И мир тебя пытается раздуть
до мира… чтобы лопаться подкожно
-
и чаще за войной скучает грудь,
где до отвала пули кушать можно…
Ты всё, что было - в спешке расколол.
Согласно перелётам и пропискам,
подметил даже то, что небо – пол,
и
есть место на столе собачьим мискам.
Кивай тогда пришитой головой,
ведь чтобы нам кузнечик не пиликал -
в молчании порою больше крика,
который пропитался тишиной.
Не отпустить без лишних мелодрам,
когда уже (как кажется) не дети…
Что папу без проблем найти в инете,
но у тебя не так уж много мам…
Как всё это случилось не пиши!
Уверена, что больше ложь и баги -
искусства… -
не карябать по бумаге,
а продавать другим карандаши.
И греет утешительный трындёж,
написанный когда-то для кого-то…
-
Но шар всё тяжелее для полёта
и всё острее грудь…не попадёшь…
Когда всю жизнь ты веруешь в одно
и то же…с теми, чьи твои прогулки…
Ты так же бьёшься бабочкой в шкатулке
смотри, не провались в двойное дно… -
За Нансеном всегда приходит Ной.
Как жаль что он совсем неразличимый…
И парами становятся личины,
но места не отводят ни одной.
Так попадая в кровоток дуги
пустых надежд…
От тяги делать мостик,
от тапочек, от пошлых диагностик,
никто не посоветует – «беги!»
И совершив все нужные звонки,
надежда распрекрасная – «а мне бы»
единожды красиво взмоет в небо
и распадётся там на позвонки…