Вёсны арабской вязью сплелись в года.
Линия жизни зияет каменоломней.
Семь с половиною было тогда всего мне,
помнишь решение «мудрого» нарсуда,
мол, эти двое друг другу теперь никто
(будто такое под силу решать кому-то).
После – турне-путешествие по приютам...
Помню, в треухе и в тёплом чужом пальто,
бритый под ноль, ободряемый ребятнёй,
в комнату я залетел, пацанёнок-пуля:
«Папочка... па... ты приехал... не обманули!..»
Как же тогда я мечтал о тебе родной!
Годы-кирпичики выстроились в года -
не полвосьмого уже и не восемнадцать.
Знаешь, отец, ты... я должен тебе признаться -
я ведь почти ненавидел тебя тогда!
Нынче, скользя по предзимнему хрусталю,
я улыбаюсь той радости ноябрёвой...
Как твои дети, отец? Поцелуй их... К слову,
знаешь, отец, я тебя всё равно люблю.