Тяжелый крест себе взвалив
На горем согнутую спину,
И веря в силу всех молитв,
Он начал путь, а был невинным.
Кричали вслед ему слова
Обид напрасных и проклятий.
Страдало тело, голова
За что? Никак не мог понять их.
Прошел немало городов,
Лечил болезни тел и души.
Сказать о вере всем готов-
Не все хотели что-то слушать.
Прекрасный Иерусалим-
Вошел с благою вестью.
Дорогой шел сюда один:
Беду нашел в предместьях.
Себя он сыном Бога звал,
Являл чудес немало скромно,
Когда же суд над ним настал,
Узнал о ненависти черной
Судили скоро. Все же он,
Не видя грязь и рвань халата,
К любви взывал Синедрион
И прокуратора Пилата.
Глухи остались чернь и знать,
Переступив стыда порога,
Толпа зашлась: Распять! Распять!
И вот – последняя дорога.
Нагайка, словно стая псов,
Вгрызалась в плоть живую с силой.
В пути не умер средь песков,
Среди людей идет в могилу.
Летят и грязь, и камни вслед,
А тело не приемлет боли.
Туманит взор горячий бред:
-Воды напиться мне бы вволю.
Отец, прости людей за их
Жестокость, слабость, злобу.
Готов я крест грехов людских
Нести в мученьях на Голгофу.
Распятья ждут свои тела,
Дорога к ним в крови и боли,
Но с верой твердой, как скала,
Не страшны беды злой юдоли.
Господь, узнав о казне Сына,
Послал грозу и очищенье.
Вода с небес лилась лавиной:
-Молитесь, будет вам прощенье!