Темя ощерила
ночь, в котле городском
претерпевши сгущение
в улиц-рытвин-ям ком,
выкатив лампы фонарные
сквозь чугунных глазниц
чад и пламя янтарное,
взрезав мрак до границ
городски пароварных.
Горло окраин
выводки проводов
опутали спрутом, выгородив
ржавых сараев
околесицу слов,
чрез сломанный хрящик выговорив.
Дрёма-луна
закутала тело
в туманы - людские мечты.
В проулке, заснув за стилетом, труп стыл.
Его обогрели.
Сам Сатана.
Рыбы крыш
счищают чешуйки
о влажные руки дождя,
скользя между тёплого льда
лелеющих струек.
Тишь. Дробь-тишь.
Подвалы зевают
мшисто,
зияя
пушистыми
языками ступенек,
от времени
стёртых,
вымощенных
следами следов
с эскортами
выщерблин.
Я выхожу пролететься
над ямами,
котлованами
раскрытых сердец, я
пью из них патоку мыслей,
гроздей грусти
ем ягод хмель кислый,
чтоб не было пусто
вам, мне было – пусто.