Тишина

Елена Кожевникова
       ТИШИНА
       ПРИТЧА


       Эпиграф:
Да, прекрасные сказания заключены в томах Волхвов - в окованных железом печальных томах Вохвов. Там, говорю я, чудесные летописи о Небе и о Земле и о могучем море - и о Джиннах, что завладели морем и землей, и высоким небом. Много мудрого таилось в речениях Сивилл; и священные, священные слова были услышаны встарь под тусклой листвой, трепетавшей вокруг Додоны, - но, клянусь Аллахом, ту притчу, что поведал мне Демон, восседая рядом со мною в тени могильного камня, я числю чудеснейшей всех!
       /Э.А. По./
       

****
И молвил демон:
- Внемли мне...
И руку на главу положил.
- Я притчу расскажу тебе,
Что душу, может, растревожит.

Не будет в притче той конца,
Как ровно не было начала.
И вряд ли встретишь ты певца,
Чья память мой рассказ вмещала.

       ****
Итак, начну. Есть край в Ливи
На берегах реки туманной,
Где нет ни пяди от земли,
Что не звалась бы первозданной.

Там тяжко воды гонит прочь
Волн неуемное теченье,
И даже в полдень стынет ночь
В чащобах мертвенно-священных.

Там тянут шеи из реки
Кувшинки белые, вздыхая.
И их молочные цветки,
Как поросль сорно-луговая.

Упругим стеблем впившись в ил,
Они кивают осторожно.
И кажется, не хватит сил,
Чтоб слушать шепот их тревожный.

И нет ни ветра в небесах,
А только тяжесть туч свинцовых,
Готовых в темных полосах
Пролиться каплею пунцовой.

И вот в трясине этих вод,
Луной багровой озаренный,
Стоял однажды я и лед
Тоски топил заговоренной.

И взор упал мой на утес
Высокий, серый и дремучий,
Где, будто тень, средь чащ возрос
Мужчина над опасной кручей.

Был словно ангел он красив,
Подобной красоты так мало.
И заслоняли ветви ив
Одежды светлой покрывало.

Но привела его не страсть
На край срывающейся кручи,
Печаль – вот вечная напасть,
Что обращает солнце в тучи.

Читал в его я взгляде гнев,
И ненависть к людскому роду,
Погрязшему в распутстве дев,
И потерявшему свободу.

Еще, казалось, полон взгляд
Тоски невысказанной словом,
Так у животных, говорят,
Бывает или у немого.

Но стать его была пряма.
Кудрей не трогал ветер встречный.
И вязла в пропасти сурьма
Из вод речных и трав заречных.

Шептались лилии, на дне
В смятении сцепивши руки,
И к заколдованной луне
Они тянули песню скуки.

Я тщетно ждал, что он уйдет.
Плащ подогнув, на край утеса
Он сел, как будто тайна вод
Вмещала страсть его вопроса.

И я решил его прогнать.
И гадов разных созывая,
Приказывал пугать, пугать
Крича, скуля и завывая.

И гады слушались, и шли,
И выли на опушке леса,
Так, что в заоблачной пыли
Дрожала звездная завеса.

Но словно глух был человек.
Его не трогало рычанье,
Не застили огромных век
Ни страх, ни ужас, ни отчаянье.

Он не бежал с утеса прочь,
И голову не прятал в травы,
Глотая ледяную ночь,
Как горечь призрачной отравы.

О, как же зол я стал тогда,
Как кровь в моих вскипела жилах,
И поднял я ветров стада,
И буря листья закружила.

И хлынул дождь, и град ломал
Прибрежных трав сухих солому,
И вихорь реки поднимал,
И русла строил по-иному.

Деревья падали, треща,
Летела птица прочь с насеста,
И тварь земная, трепеща,
Себе не находила места.

Но словно слеп был человек,
Его не трогала стихия,
Не застили огромных век
Ни страх, ни ужасы лихие.

Он не бежал с утеса прочь,
И голову не прятал в травы,
Глотая ледяную ночь,
Как горечь призрачной отравы.

И понял я, он не уйдет:
В его душе бушуют смерчи,
И только тишина спасет,
И только тишина излечит.

Тогда я проклял все вокруг
Проклятьем тишины надменной:
Я проклял реку, проклял луг,
Кувшинки лист обыкновенный.

Я проклял небо и луну,
Что в самой выси засветилась,
Утеса проклял крутизну,
И птицу, что в ветвях забилась.

Я проклял лес, в своих корнях,
Что выше всех ему подобных,
И мир застыл, как божий прах,
Как отзвук от проклятий злобных.

Не падала роса с куста,
И ветер замирал неслышный,
Казалось тишина и та,
В себя вобрала звон излишний.

И тут очнулся человек,
Прислушиваясь к миру жадно.
Но мир как будто бы навек
Утих в своем дыханье хладном.

Тогда с собой забравши ночь,
И звезд картинных отблеск редкий,
Он повернул с утеса прочь.
За ним сомкнулись тяжко ветки.

А я стоял, смеялся вслед,
Со мной смеялись травы пьяно,
И помнила насмешки след
В цветущей зелени поляна.

И лес шумел, как озорной,
И волнами плескались воды,
В реке прозрачно-голубой,
Теснившей утро небосвода.

       ****
Закончил Демон свой рассказ,
Что этой притчи стал основой,
И строгих черт немой указ
Был знаком для зверья лесного.

Из темной чащи вышел волк,
И преданно, как пес побитый,
Он перед Демоном возлег,
Сиянием луны омытый.
24.10.2006 год.