«Я расскажу о человеке, которого теперь уже нет, его уже не существует, в смысле - он был, раньше, а теперь его не стало, но этого, кроме меня, никто не заметил…»
Евгений Гришковец. «Как я съел собаку»
…А что я могу рассказать о себе? Причем такого, чтобы, во-первых, это было бы приятно мне, во-вторых, чтобы это было интересно вам и чтобы подходило под текущий момент, то есть о стихах? И даже не о стихах, а о себе, но про стихи? Я не знаю…
Я точно помню, сколько мне было лет, когда я написал первый стих – 24 года. Я был безумно влюблен и несчастен, и поэтому написал стих. Нет, я понимаю, что это совсем не удивительно, потому что… ну… каждый человек хоть раз в жизни пробует написать стих. Многие это скрывают, но пробуют все, я уверен. Причем, я даже думаю, что те, кто скрывают – они на самом деле гораздо больше поэты, чем они о себе думают. Ну, посудите сами, вот они написали, видят – ерунда. И скрывают. Но они же видят! Значит, у них есть художественный вкус!
А я не стал скрывать. Мне понравилось. Вернее, понравился не столько сам стих, сколько какое-то новое ощущение от его наличия. Ну, вот как это объяснить? Вот представьте, что у вас в комнате страшный бардак. И это длится уже не первую неделю, и руки все не доходят, и вы каждый раз заходите к себе в комнату и думаете: «Ой бл…». Но вы устали, и вообще сейчас не до этого, и чем дальше, тем хуже…
Но, в один поистине героический день, вы собираетесь с силами, и делаете ВСЕ! И когда вы начинаете делать, то понимаете, что это не так уж и страшно, потому что и работа затягивает, и результат – вот он, налицо. И он доказывает, что вы все-таки смогли! И это приятно…
А когда, наконец, все закончится, Вы садитесь на диван в чистой комнате, и так на душе приятно… как будто был груз, и не стало… и, что самое главное, есть зримый результат, который хочется показать. Сразу хочется пригласить гостей… Нет, вы знаете, что они ничего не скажут, но также знаете и то, что обязательно подумают: «Вот какой молодец, а у меня дома такой бардак». И еще знаете, что твой лучший друг или подруга все-таки скажет… хотя бы просто для того, чтобы доставить тебе удовольствие. И это приятно…
Короче, мне понравилось, и я стал писать стихи. Писать и складывать, потому что совсем не представлял, для чего они могут быть нужны. И так было до тех пор, пока меня не заметили другие поэты. Они сказали мне: «Ты пишешь хорошие стихи». Я не поверил, тогда они собрались в кучу и заставили меня читать вслух. А что мне было делать? Их было много, и я прочитал все, какие были. А когда я закончил, они сказали: «Да, это хорошие стихи». Так я об этом и узнал…
А потом стихи полились рекой. Было много поэтов, новых чувств, идей, проектов, друзей. И мои стихи стали еще лучше. И я был безумно рад, до тех пор, пока в моей жизни не случился Фестиваль.
Там было совсем много поэтов, и все они писали хорошие и очень хорошие стихи, и почти все были членами каких-то союзов, имели книги, и за свою жизнь слышали столько стихов… И они сказали мне: «Твои стихи не самые лучшие. И даже не вторые и не третьи после самых лучших»! И это была катастрофа.
Нет, на самом деле, теперь я думаю: «Боже, как здорово, что они сказали тогда: «твои стихи не самые лучшие», потому что…ну… как бы я иначе понял то, что сейчас кажется мне таким очевидным? А именно то, что «самых лучших стихов» просто не существует.
Это все равно, что… «самые лучшие штаны». Ну правда, что это такое «самые лучшие штаны»? Да какими бы они ни были, большинству людей они просто не подойдут. А вам если и подойдут, то вы проносите их в лучшем случае полсезона, а потом повесите на вешалку…. И они будут висеть там… нет, не до следующего сезона, в следующем сезоне может быть новая мода и новые штаны. А на эти вы будете изредка натыкаться и вздыхать… а когда гардероб окажется переполненным, отнесете их совсем. На дачу или в подвал. Ну, потому, что выбросить жалко! Со стихами, конечно, полегче, гардероб тут безразмерный, но это и вся разница…
И вот когда я понял, что «самых лучших стихов» не существует, меня стали посещать совсем уже крамольные мысли: тогда получается, что «очень хороших» и «хороших» стихов тоже не существует, а бывают только стихи, которые кому-то подошли, и причем только в этом сезоне! И вот, когда я это понял, мне стало хорошо.
Нет, потом я много еще ездил на различные фестивали, на которых мне говорили разные вещи, но благодарен я именно тому, первому…
А потом в моей судьбе произошли перемены. Если говорить об этом одним предложением, то оно, наверное, будет звучать так: я примирился с самим собой и с миром и встретил любимого человека, Лену, с которой мы живем счастливо по сей день. Да. Вот так просто…
Поэтому сейчас я практически не пишу стихов. Но даже это представляет для меня интерес в том плане, что открывает одну из граней того процесса, о котором всегда говорили и будут говорить, пока жив хоть один творец, а именно процесса творчества.
Лично для меня сейчас очевидно, что человек пишет только тогда, когда в его душе есть избыток какой-то энергии, в смысле когда внутри человека этой энергии больше, чем снаружи. Это может быть любовь, ненависть, страх, зависть… даже скука…
И вот, когда эта энергия больше не может оставаться внутри, она выходит наружу. И то, в какой форме это происходит, и определяет принадлежность человека к той или иной сфере искусства… а может быть, номер статьи уголовного кодекса… ну, это если вместо того, чтобы писать стих, у кого-то возникла потребность бить стекла… А по сути - никакой разницы. Если тебя переполняет любовь – ты будешь бить стекла о любви, а если зависть, то в любом случае получится что-то ехидное и противное…
А я сейчас не пишу стихов. Нет, конечно, мне хочется вот этого, помните? «…вы садитесь на диван в чистой комнате... и как будто был груз, и не стало…и хочется пригласить гостей…». Но в моей комнате сейчас относительный порядок и, что самое главное, нет ни малейшего желания что-либо менять.
Нет, я, конечно, пробовал писать. Правда, я ведь не потерял способность придумывать или, скажем, рифмовать две строчки, но… стихи получаются ни «хорошие» и ни «плохие». Они получаются «никакие». Без души, что ли…
Поэтому я не пишу. И не испытываю по этому поводу какого-то особого сожаления или огорчения. А все потому, что у меня есть уверенность в том, что та грань творческого процесса, которая мне открылась, она не единственная, что этот кристалл многорганен и многомерен, как и весь мир. А пока перед человеком есть неизведанное, он ищет, то есть движется. А пока он движется – он жив.
Я сейчас поймал себя на мысли, что не знаю, как завершить этот монолог. Поймал и тут же понял, что ведь так и должно быть! Потому, что мой рассказ о себе уже давно перерос в рассуждения о природе этого мира, а разве можно завершить рассуждения о природе мира? Нельзя. Потому, что это будет означать только одно – смерть.
А раз так, то этому монологу так и суждено, видимо, оставаться таким, как есть.
Незавершенным.
Всегда…