странно, но так устаешь, прямо только держись,
от бесконечной дорожно-ночной эпопеи,
на чемоданах вести бессознательно жизнь
и ощущать себя как персонаж Гринуэя.
эта гостиница, что от начала веков
видела, скажем без скромности, всяко и разно,
эта гостиница, как перекресток эпох,
как апогей инфандибулы и хроноклазма.
наша ночлежка заполнена где-то на треть,
словно в пропитых, прокуренных легких каверна.
если в глазницы ночного портье не смотреть,
в общем и целом здесь даже не так уж и скверно.
сервис на уровне, нет тараканов и блох,
чистый сортир и вполне потребляемый кофе.
в комнату, что надо мною вчера въехал бог,
ниже меня этажом номер снял Мефистофель.
здесь ни кино, ни театров, ни прочих искусств
есть, правда, старый музей, экзотичный до мути,
он называется «Кладбище истинных чувств»,
а на двери почему-то мигает Распутин.
надо сходить на досуге, да что-то никак
не до высокого. пью вечерами запоем
с верхним соседом в гостиничном баре коньяк,
с нижним на утро о бренности сущего спорю.
про контроверзы судьбы, дуализм бытия,
про рефлексию, как способ достигнуть баланса.
нижний сосед уважает Black Jack и бильярд,
слушает Курта Кобейна, Deep Purple и Брамса.
в ванной хронически нету горячей воды –
прошлого века наследье, примета и веха,
впрочем, с сантехникой я далеко не «на ты».
знаешь, а верхний сосед нынче, кажется, съехал…
то ли с катушек, а то ли и вовсе. его
пятые сутки, не видно, не слышно. с ментолом
снова смолю натощак твои дамские «Vogue»
до хемотаксиса в суженых в ноль бронхиолах.
здесь тишина и покой, тихий сумрак ночей,
литерный поезд проносится вспугнутой стаей
мимо и мимо… здесь нет никаких новостей
и до желудочных колик тебя не хватает.
здесь сингулярность пространства, как литера «ять»
упразднена, но никто не заметил утраты.
собственно, больше не знаю, о чем написать,
даже не знаю названия места и даты.