XXXiv. Пинд

Дэмиэн Винс
Представь: невидимая дверь
Отворена его рукою
И вот в роскошные покои
Свой шаг направил он теперь –
Легкий, раскованный, свободный…
Воображай же что угодно
Высокий замок иль дворец
Что среди облачного моря
Вознес полсотни куполов
Навстречу благостным светилам
(Хоть дюжине таких светил!)
Представь то, что тебе по силам
Что разум дерзкий сотворить
Только умеет –
Ты представляй
Или, напротив
Иное место увидать
Ты вправе
Жалкий огонек
В окне, что скалится зимою
Венецианского стекла
Оскалом битым и убогим
Пусти фантазию ты вскачь
Ослабь рассказчика узду
Итак, четыре стены, потолок и окно
И вероломный свет свечей
(Обычно говорят: неверный
Да, в месте, подобном этому
О верности говорить не приходится)
Или какой-нибудь сад
В греческом ли стиле
Или в стиле Ленотра
Неважно
Важно лишь, что такое место есть
Возможно райское
Возможно – и, скорее всего – совершенно наоборот
Какие угодно двери могут вести в него
Да, главное свойство дверей –
Приглашать
И не открываться
Или упорствовать
Чтобы поддаться легко
Есть двери, обладающие характером
(Восхищайтесь сколько угодно)
Есть двери, против которых и новенькая гинея
Не сможет стать разрыв-травой
(Удивляйтесь сколько хотите)
Последуем же за скромной тенью
Что явно хочет в эти двери попасть
Хотя кто знает
Быть может, ноги привели ее сюда против воли
Ветер подгоняет ее спину
Или же вокруг – штиль
И кто-то невидимый
Тянет ее за полы камзола
За шейный платок и за манжеты
И даже за искусственные локоны
Вперед
Сияющая (от удовольствия)
Блестящая (от усердия)
Лощеная (по природе своей)
Тень
Протягивает руку и легко отворяет двери
(Или же они сами перед нею распахиваются?)
Идем же за ней, след в след
Перескочим лужу на высоких каблуках
Смешаемся с новомодным ароматом
Запутаемся в кружевах
Скользнем в чудом не дырявый карман
Будем рядом с нею
Дабы проникнуть в место
Куда вход стороннему наблюдателю воспрещен
Идем за ним
(Грация и осторожность
Обмануть не смогли пытливое око –
Это он)
Ага! Споткнулся о ковер, едва не упав
Новые туфли теснее ореховой скорлупы
На какие только жертвы не пойдет мученик
Приобретая красоту, как инстинкт
Ага, шарахнулся от внезапно вспыхнувшего
Канделябра на стене
Он становится похож на вора в чужом доме
Он позабыл о потаенных уголках
И видит только хорошо освещенные главные лестницы
Негоже
Ему должно быть здесь завсегдатаем
Недобрый
(На деле – просто усталый)
Прищур полупрозрачных глаз
(К синеве в шутку примешалась тьма)
Едва заметная неловкость в плавном жесте левой рукою
И волнение
Почти человеческое чувство
Ага
Гость почувствовал себя почти что дома
Руки пробежались по карманам
Уже почти что лихорадочно заработала память
Резкий взмах – и рука касается звонка
Всколыхнулась портьера
Хихиканье раздалось из-за двери
Под окнами проснулись скрипачи
Стайка девиц выпорхнула из потайной комнатки
И окружила гостя
До тошноты трезвым взглядом
Удостаивает он каждую
Прикидывая
Взвешивая
Не спеша
Хватает одну за подбородок
Заглядывая в смазливое личико
Самая юная
Ни прибавляющая ни капли к талантам
Он целует ее
(Чертовски идеальная картина!)
Она взвизгивает и прячется за портьерой
Она была у него первой
Как и у многих других
Безотказная и обожаемая
Легкая на подъем
Чувств и юбок
В общем, неоценимая
Он отпускает ее, забывая тотчас же
Впрочем, она не сердится
Ее ждут в дюжине других комнат
Ее туфельки уже поистерлись
Как и некоторые другие предметы одежды
Ах, бедняжка!
Ею пользуются все, кому не лень
А она все в том же старом тряпье
Впрочем, неудивительно
Монеты упали бы
Пролетели бы сквозь ее эфемерную руку
И стукнулись о лоб праздного гуляки
Или радостного нищего
Впустую
(Ведь во лбу – пустота)
Юная прелестница упорхнула навстречу другим объятиям
А гость уж привечает другую
С лицом более серьезным
И телом более зрелым
Она, в общем, такая же шлюшка, как и та
Усаживается к нему на колени
Задирая юбки
И расшнуровывая корсет
Ее глаза – небо, изумруды, янтарь – что угодно
Ее волосы – смола иль пшеница – как пожелаете
Ее груди – розы, лилеи, облака – все равно
Ее прекрасное лицо невозможно удержать в памяти
Большего гостю и не надо
Ассоциации появляются легко
А прогонять их не всегда обязательно
Одна шлюшка напомнила о другой
Его глаза являют собою
Пример самой меланхоличной синевы
В изгибе руки – вся мечтательность мира
На губах зарождается вздох
Ах, вселенская нежность
Не ведавшая дурного дыхания
(О, где же вы, богини?
Где вы, красавицы Олимпа?
Почему не обласкаете смертного?
Почему бы вам не превратиться в облако
В дождь
В солнечное сияние
Ну же, просто подмигните Фебу
И выпросите у него парочку-другую лучиков
В обмен на кое-что
Где же вы, небожительницы
Падкие до смертной плоти?
Или же вы злитесь, что он вздыхает не по вас?)
Находчивая потаскушка срывает вздох с его губ
Достает листок бумаги из его кармана
И, занеся над ним пухленький кулачок
Швыряет вздох туда
Припечатывая нежной рукою
Он смеется и целует ее
Он сегодня щедр
Его сила начинает возрождаться
Подбодренная искусницей
Простые радости жизни!
Он откидывает голову назад
Пока красавица теребит его искусственные кудри
Он сжимает в руке драгоценный листок
С готовым произведением
От его взгляда светлеет небо
Да уж, поистине светло и беззаботно небо в тех краях
Где люди довольствуются ничтожным
Довольно взвизгнув, бесстыдница вскакивает с его колен
И исчезает за дверью
И возвращается, напевая расхожую песенку
Вплетая последние ветви в лавровый венок
Легкую корону для принца-щеголя
Повелителя Утопии
Создавшего ее
Нежащегося в ней
Один шаг до божества
Идеального божества, обладающего плотью
Он не отказался бы от подобной участи
Он это осознает
Причудливо изогнутая бровь – само воплощение мечты
Не отягощенной излишними раздумьями
Прелестницам не сидится на одном месте
Кто-то уходит, капризно топнув ножкой
Кто-то суетится вокруг него
Шепчет ему на ухо слова
Которые уже слышали сотни других гостей
Ведь он так редко сюда захаживает
Пусть этот чудесный бордель
Каждый день попадается ему на пути
Леность мешает ему зайти
Или никчемные неотложные делишки
Или случайный взгляд, брошенный мимо
А на днях он был столь дерзок
Что отказался от титула завсегдатая
И перо, что держал в руке своей
Воткнул в шляпу
Дабы помахать ею
Едва не касаясь поверхности городских луж
Перед влиятельной красавицей
Увы, он слишком хорош
Безупречный портрет эпохи
С двухдюймовым слоем белил
Внимание бесстыдниц принимает он как должное
То одна, то другая завладевает его губами
И он отдается им без особой неохоты
В самом деле, поцелуем больше, поцелуем меньше
Поцелуи – разменная монета, которую дозволено проматывать
Особенно здесь
В обиталище бескорыстных
И донельзя влюбчивых шлюх
Он томно опускает веки
И придерживает рукою венец
Восхитительно королевство Утопия
В котором каждый может стать самозваным принцем
Одна из сотни любимых его бабочек
Снова оседлала его колени
Кажется, в ее корсете припрятано что-то любопытное
Он все тщится заглянуть
А она не позволяет
Дешевая кокетка, которая все еще держит свое лицо
Полубожественная
Эфемерная плоть
Пользоваться ею можно сколь угодно долго
И лицо можно растрачивать на всевозможные гримасы
Его не потеряешь
Болезни не берут этих шлюх
Она достает из складок платья зеркальце
И подносит к его лицу
Отражение поначалу ослепляет гостя
А потом в голову ему приходит идея
Бесстыдница довольна
Коль клиенту не на что жаловаться
Он приспускает ее левый рукав
И прикасается губами к обнажившемуся плечу
Бесстыднице большего счастья не надо
Да и ему тоже
Но в приступе экстаза он забывает закрыть глаза
И видит, как вздрогнули свечи в дальнем углу комнаты
Новый гость явился сюда
Ведомый за руку фурией
Завистливо прищурились полупрозрачные глаза
Да уж, ему вовек не переспать с такой
Его удел – юные потаскушки
Вздыхающие по чужим влюбленностям
Если бы плечо оседлавшей его красавицы
Принадлежало смертной
Он сжал бы его до боли
Но эфемерная плоть боли не чувствует
Лишь юркие глаза божества умеют прослеживать взгляд
И она дает ему затрещину
И он возвращается к прерванному поцелую
Раздраженно, впрочем, разрывая на ней корсет.

Ах, это раздражение – беспомощная маленькая волна
Рядом с девятым валом
Дай силу этой буре – и лжецом окажется господь
Поклявшийся не насылать более великих потопов на землю
Буря не дремлет
Она лишь притаилась
Самые жестокие волны выжидают на дне
Двух сумрачных океанов
Пользуясь последними днями остроты
Взгляд пронзает стены, смущая юных бесстыдниц
Какие же они бесстыдницы теперь
Наивные девчонки
Раздвигающие ноги перед каждым
Кто худо-бедно умеет держать в руке перо
Эфемерная плоть не изнашивается
Утроба, в которой натоптано, как в бальной зале
Не ноет
Не орет навзрыд
И не кроет проклятиями дворец разума
Чей властелин свалился с трона
Второй пришедший валится на первое попавшееся ложе
Хватаясь за гобелен, чтобы не упасть
Срывая его со стены
Два сумрачных океана полыхают во тьме
Черное на черном
Закосневшая
Окаменевшая синева
Вздрагивает фурия и отводит взгляд
Боясь провалиться в зеркало
В котором каждый порок
Запечатлен с изощренной точностью
Сокровища на дне
Злорадно блестящие
Сквозь тяжелую толщу мутных вод
Она становится перед ним на колени
И принимается за дело
Ни стона не слетает с его губ
Ни вздоха
Лицо высечено из мертвенного мрамора
(Где же вы, прелестницы Олимпа?
Не хотите ли смертного себе на горе?
Чтобы меч его, вонзаясь в плоть вашу день ото дня
Становился Дамокловым?
Кого он только не ранил!
Что же вы кроете небо тучами?
Что же одергиваете юбки?
Ах, какой дурной пример подаете вы смертным –
Гений довольствуется бездарью!)
Ах, он жив еще
Еще как жив
О том говорит
Вопит
Стенает
Ток крови у него в чреслах
Огненные реки находят себе выход
И фурия едва не захлебывается лавой
Но требовательная ладонь ложится ей на голову
Не отпуская
Ее глотка – Помпеи
Что ж, история повторяется день ото дня
Быть может, когда-нибудь
Огненная река обернется огненным дождем
Но это будет еще не скоро
Рука, которой под силу подковать ангела
Так, что тот свалится вниз
И хорошо еще, если расшибется о землю
Оставив на ней несуразное пятно
Рука эта сжимается крепче
Кипят два сумрачных океана
Перенасыщенные богатствами мыслей
До ядовитости
Кипят черные волны
В пределах глазниц
Но вот – дрожь проходит по его телу
И он закатывает глаза
И на смену черным океанам
Приходит молочная белизна
Пугающее свечение
Глаз, которые завернулись вовнутрь
Безжалостнее нет ничего
Последнее агонистическое вздрагивание –
Бестия выгибается всем телом
И по членам вновь разливается мягкость
Он ногою отталкивает от себя фурию
А она, увидев, что глаза его закрыты, подносит руку ко рту
Но не тут-то было
Пальцы, немного поиграв е волосами,
Вырывают из них клок
Толкают ее к столу
И она плюет на лист бумаги
Вот и творение
Молочные строки стали чернильными
Вдохновение обрело плоть
Гость швыряет на стол пару монет
И они исчезают, пройдя сквозь древесину
Да, и столы в чертовом притоне тоже эфемерны!
Фурия исчезает за дверью
И, убедившись, что ее не видят
Отплевывается от души
А может быть, одного плевка мало
Но пусть она стоит там, скорчившись в три погибели
Уж таков ее удел
Вон там оправляет платье и вытирает рот
Какая-то другая девчушка
Завидев, что гость собирается уйти
Она со смехом кидается ему на шею
И напевает мирную песенку
Мечтательную и игривую
Идиллическую
Гость не может пройти мимо нее
И вот – еще один драгоценный листок у него в кармане
Девица, хихикнув так, будто совершила какую-то шалость
Убегает прочь
Шептать одни и те же строки
Дюжинам внимающих
Одни и те же словосочетания
На разный лад
Ворочаются в ее утробе
Работающей безотказно
И другая прелестница
Не успел поцелуй остыть на ее плече
Уже упорхнула к кому-то другому
Лишь фурия останется одна
Глядеть вослед уходящему
Единственному своему возлюбленному
Еще сохраняя вкус его на устах
Который становится все горше
Как она – все злее
С каждым разом хватка ее все крепче
И все болезненней поцелуи
И все громче кричит она
И все страшнее его молчание
Сквозь которое уже нет-нет, да и прорвется
Незваный и зловещий стон.