Она – одна из тех, кого коснулось проклятие Адониса
Цветущей жизни
Увядающей возмутительно
(Хоть и справедливо
Хоть и заслуженно)
Рано
Но разве может быть иначе?
Она – светская дама
Под страхом смерти
Молчит о собственном возрасте
С дрожью проводя параллели
К человеческим меркам
Время обходится безжалостно с нею
Кто-то обронит с пренебрежением
Что пара десятков лет за плечами женщины
Уже начинает их тяготить
Что уж говорить о трех! –
Женщина становится невыносимым созданием, не так ли?
Светская дама в ужасе шарахается от зеркала
Хотя оно отвечает ей любезностью
Быть может, притворной
Быть может, официальной
Но все же следует помнить
Что духу
Сидящему по ту сторону гладкой поверхности
Чуждо мастерство лицедейства
Нарушая аллегорический строй
Заметим
Что светская дама, о коей идет речь
Отнюдь не человеческое дитя
Она родилась вместе с миром
Одновременно с солнцем
И первым, восхитительным его безмолвием
И была она юна
И для Времени
Еще тоже столь юного
Недоступна
Бестелесная нимфа с властию божества
Но однажды в мир пришел человек
И она начала вянуть
По морщинке в столетие
Почти незримо
Но Время, кряхтя, уже запустило свой механизм
Его не остановить
Вспять не повернуть
Не сломать
Горько улыбается светская дама
Услышав краем уха, что невыносима
Но все же ее столь часто зовут в компанию
Окутанную духом вина
Тогда в каждой комнате
Освященной виноградными испарениями
Поступь ее желанна
Она нисходит, смеясь
К господам
Изменившим на вечер своему законному сюзерену
И поклявшимся в верности Бахусу
Она торжественно сплетает их руки
Пока пальцы еще не дрожат
Прикасается к их языкам своим
И незаметно тянет жилы из их душ
Чтобы после соткать из них паутину
Неприятностей и интриг
Она – светская дама
Стареющая молниеносно
И потому теперь
Является она пред взоры милого общества
Лишь тогда, когда глаза собравшихся
Затуманены вином
Она развязывает им языки
И шикает на опасения
Она – самая нетривиальная
И самая злостная интриганка
Имя ей – Откровенность.
Смех вырвался из нескольких глоток
Отразился от стен
И плюхнулся в самый заманчивый
До края полный кубок
Лишь один взгляд сохраняет остроту
Впрочем, благосклонно принимая в себя
И винную дымку
Перед другими же все плывет
Как если бы они находились под водою
Странное
Легкое
Практически лишенное тревоги
Недоумение мертвецов
Плывущих по зараженной Темзе
А впрочем, это было несколько лет назад
(Скверный год о трех шестерках –
Незачем вспоминать о нем
Ведь пропащие духом выжили
А немощные совестью удержались на ногах)
Обладающий острым взглядом топит его в кубке
Пока иной взгляд скользит по нему –
Внимательный
Полупрозрачный
С бархатной поволокой
С ленивой бахромой
Приценивается
Обдумывает
А после начинает пожирать
Нет – лакомиться
(Все же не позволяет светское воспитание)
Да, все же лакомиться
Со вкусом
Неспешно
Наслаждаясь
Великолепной натурой
Сахарный налет
Золотистая корочка
Первый оттенок винного букета
Параллели сами просятся в руки
Поглотить
А после – рассказать
Вдохновиться
А после – написать
Смахнуть пылинку с плеча
Отдавая должное портному
Скроившему камзол
Запомнить рисунок ткани
Чтобы потом и о нем упомянуть
Не упустить ни детали
Быть может, впоследствии
Заиметь подобный камзол самому
Волосок выдернуть из парика
И восхититься причудливым завитком
Ласково кольнуть шпилькой острого слова
Чтобы в ответ услышать еще более острое
И не дать ему улететь, как воробью
А поймать в простые силки
Созданные из бумаги, пера и чернил
Проследить за взглядами
Что от него отражаются
И поймать их также
И положить в карман
Дабы после разложить перед собой
Все это богатство
И начать пойманное
Возвращать в мир
Неспешно
Лениво
С долгими передышками
Натура далеко не убежит
(Кто допустит вселенскую скуку?
Неужели найдутся глупцы
Которые откажутся отдаться ему
На закланье
Предпочтя холодное спокойствие
И отсутствие развлечений?)
Портрет приукрашивается новыми чертами
Ничто не забыто
Ни нахальный локон, упавший на глаза
Ни самодовольно-очаровательная усмешка
Слова тщательно записаны
Сорваны с неустанно язвящего языка
Все готово
Можно ставить подпись
Холст высыхает, пока учатся слова
Художник откладывает кисть в сторону
И увенчивает себя лаврами
Ныне в моде зеркала
Воплощаемые на сцене
И пускающие нахальные блики
В глаза зрителям
Иногда слепящие их
Вызывающие гнев и возмущение
Но непременно развлекающие
Теперь все взоры обращены на них
Весь высший свет собрался здесь
В числе прочих – небезызвестная дама
Опутавшая своими чарами довольного художника
Портрет удался на славу
Ничто не упущено
Не забыто
Дамы прикрывают лица веерами и перешептываются
Господа понимающе кивают и усмехаются
Дерзкое имя у всех устах
Легкий призрак тоски проскакивает в темных глазах
И тут же скрывается
Как портрет, вдруг покинувший раму
Без него картина будет приятнее
Будет радовать чужие взоры
И не следить в холеных сердцах
Не стучать своими грязными гулкими каблуками
В общем, не беспокоить
Ныне времена и без того смутные –
Мода меняется каждый день
И так же день ото дня
Устаревают колкости
Лицо, еще вчера считавшееся миловидным
Сегодня вдруг признано безобразным
Не разберешь
Нет такой карты, которая поможет
Найти дорогу в Городе
Найти дорогу в самого себя
Ибо столь легко из себя выйти
А захочешь вернуться – попробуй найти дверь!
Все вымирает и изнашивается
На месте старой прорехи –
Парчовая заплата
Ненавистная морщинка задохнулась
Под толстым слоем белил
Все поправимо
Нужно лишь на каждой улице менять лошадей
И мчаться дальше
В слепой темноте
Ничто не постоянно
Не меняется лишь гладкая поверхность
Посеребренного стекла
Да, это – мертвое серебро
Оно никуда не утечет
Не бросится в нос, в глаза
Не излечит
А лишь покажет
Не подскажет
Не поможет
Не напустит тумана и ядовитых испарений
Не отшутится
Не солжет
Не польстит
А жестоко скажет правду
Из грязно-белой манжеты
Тихо появляются меловые пальцы
И осторожно касаются поверхности
Увы, иллюзий нет
Иллюзии погибли
Зрение внезапно становится острым
Поверхность зеркала не дрожит
Не меняется
Она застыла в немом крике
Гладкий стеклянный зев
В золотой раме уст
И никак не закрыть его
И никак не заткнуть
Можно, правда, ударить в него
Но тогда одно отражение
Разобьется на дюжину
Лицо расколется и упадет под ноги
А попытаешься поднять –
Отвалится рука
Не стоит винить зеркало за откровенность
Гонец не виноват, что приносит плохие вести
Тщедушный силуэт покачивается
И отступает назад
Темная тень в темной же комнате
Дух, сидящий внутри зеркала, ахает
И по гладкой поверхности ползет мерзкая трещина
Шаги затихли внизу
Сложно оторвать ногу от пола
И так мучительно легко ее поставить
Жизнь
Ах, стерва!
Как чертова старая любовница
Она все еще цепляется за него
Жалкая
Презренная
Валяясь у него в ногах
Хватается за полу камзола
И тянет вниз, к себе
Заплаканная
Смехотворная
Проклятая надоевшая шлюха
Он не удостаивает ее вниманием
И дрянь дает ему пощечину
Но не остается она рдеть на искаженном лице
Он передает ее дальше
Он посмотрел в зеркало
И оно разбилось
На множество осколков
Звезд на небе меньше
И меньше за человеком проступков
Зеркало разбито
А зрители все глядят в него
Все глядят
И не могут оторваться
Легче выколоть себе глаза
Легче вползти обратно в материнское лоно
Но оно не примет беглецов
Захлопнется, не зная жалости
Тем глубже морщина гордеца
Тем горше искореженная улыбка
Отблеск от зеркала упал на лицо художника
Заснувшего в тени лавровых рощ
Дрожа, он опускается на землю
И воротит лицо от портрета
Столь безвозвратно изменившегося
Но еще не отдала концы откровенность
Во вдохновителе
В молчаливом
И все еще остром на взгляд
В том, кто все еще носит проклятие Адониса
В том, кого безрассудно влюбленная Венера
Удостоила смертоносным символом
Власти.