Закосневшая стихия проснулась
Вспомнило о себе Посейдоново подсознание
Осознало свою цену
Возгордилось
Спавший песок с глубин подняло
Спокойные оливковые камни –
Донные глаза –
Отшвырнуло вон
Воплотилось в подводном вулкане
Отвергло сонные ласки водорослей
Наружу
Наверх
Устремилось
По-юношески отчаянное
Пьяное
Как сам гнев
Первый гнев
Рвано-яростный
Недоступный для понимания
Топит маленький челн
Несущий в себе
Взволнованно-безразличную душу
Серьезный взблеск – ее оскал из-под бровей
В кудрях, наплевавших на непогоду – ее дерзость
В белеющих костяшках пальцев – ее взрослость
Воплощение вызова
Там, на горизонте, которого не видно
Будто бы его не существует
Далекой тенью встает дружеский корабль
Скорей туда
Ветер
Волны
Отсутствие чувств
Присутствие ориентиров
Орионова пояса
Непостоянной Кассиопеи
Вперед
Вперед
Шум волн заглушает вражеский говор
Чуждое наречие пушек
Режет слух, но не зря
Шаг влево
Случайная волна
И – щепки
И – мертвеющие кудри
И – не излившийся пот
И – упокоившийся жар на устах
Опасность
Тревога
Темнота
Шторм
Война
Все справедливые сущности слились в последнюю
Атакуют сознание
Лишь бы не задеть
Запустить механизм на износ
До пароксизма
Выучить навсегда
Широту
Долготу
Количество жизней
Новость, что будет стоить их
И – руки налегают на весла
С той же силою, с коей будоражили
Немногочисленные пока еще тела
Черствость богов!
Где глаза ваши, о чудища?
Или же вы превратились в Парок?
Одно благоразумие на всех
Видите – силуэт посреди моря
Отчаявшийся челн
Несущий сердце в себе
Что чахнет без вызовов
Пощадите его
Ведь он заслужил пока
Лишь первый круг чистилища
Хотя не щадите
В этом кругу нет никого примечательнее
Карточного шулера
Не щадите юного солдата
И подарите ему жизнь
Приберегите свои молнии
Для иного смертного часа
Поберегите себя
Несчастные
Обремененные миром
Что бьется в теле его
Прислушайтесь к его дыханию
И примерьте его к своей увядающей коже
В последний раз насладитесь недоступным
Тем, что едва еще тронуто
Тем, что еще может тронуть
Не щадите его
Усмирите Харибд и Сцилл
Пусть они убьют его позже
Обрамив собою лоно падшей женщины
Раскрестите кости
Заставьте череп загрустить
И умерьте, наконец, пыл строптивой волны
Возненавидьте
Все, что ни составляло бы его сущность
Возненавидьте внешне
Изобретите новый идеал
Черный и поджарый
Горячечный
Истеричный
Бессмысленно-злой
Лишь бы не щадить его
О, жестокосердность богов!
Благоразумие мыслящих чудищ
Услышаны молитвы немого невидимки
Что мечтал из-за другой стороны
Челн причаливает к кораблю
Ура! –
На берегу кто-то хватается за сердце
И за скипетр
И прикрывает ладонью уста
Дабы дать волю стесненности
Сумел
Сумел!
Гений, когда дело не касается его
Гений
Прикладывает руку ко рту и шепчет
О ранах
О крови
О превосходстве
О выученных навсегда
Широте и долготе
И количестве чужих жизней
Рука чертит линии в грозовом воздухе
Объясняя
В назидание
Приводя примеры из прошлого
Обнадеживая грядущим
Не умер ли он на полпути?
Не призрак ли стоит пред капитаном?
Но не может не быть явью
Отблеск души в тщеславии усмешки
В россыпи соленых капель
И взволнованных кудрях
Что заразили беспокойством своим
Пару бледных рук
Изящных до неправдоподобности
Тонких до призрачности
А пусть даже это и призрак
Но он подсказал
Как следует поступить
Он составил карту
И подвел все пути
К месту, где покоится сокровище
Он – гонец победы
Он переплюнул стихию
И показал язык Посейдону
Ядро, упавшее в воду неподалеку
Зовет посланника на ту сторону
И он, вспомнив о существовании времени
Садится в лодку
И держит путь обратно
Через безмолвие черной воды
К не менее черному
Но столь радостному берегу
Где ждут его приветствия и вино
И слова, которых он не запомнит
В особенности слово «герой»
Бутылка с силою разбивается о стену
Некто невидимый несет вахту на утесе
Взирая на кого-то смутно подобного
Перед глазами его – бесконечный дождь
Даже если воздух чист
Как не сдержанное младенцем обещание
Мгла, рожденная однажды и на века
Даже если солнце неистовствует в глазах
Силясь прожечь их до дна
Он стоит, опершись о два искалеченных дерева
Шаг назад
И – кости
И – крушение скрипучей конструкции
И – без того мертвые, ненастоящие кудри
И – не верящая в свой конец лихорадка
Там – обрыв
Выеденный похотью котлован
Где совершаются беспорядочные ритуалы
С единственной целью стремления к бездне
Весь Олимп шикает на Венеру
А она стыдливо прикрывает глаза рукою
Не в силах поверить
Что картина, представшая им
И есть творение любви
Отростки – к выемкам
Впадины – к стволам
Задушенные живы и шевелятся
Сломанные и искореженные заживают вновь
Дабы испытать еще большие мучения
Стать адептами новых мерзостей
И ворочаются тела
Ерзают
Шевелятся
Копошатся
Вблизи – лихорадочно, исступленно, конвульсивно
Издалека – неторопливо
Как черви в мерзкой ране
На теле, что предназначено под снос
Но все еще упорно стоит
Назло зодчим новых грехов
Зловонный котлован
Кишит исследователями боли
И поклонниками диспропорций
И поэтами, умеющими вернуть обратно
Самые изысканные яства
Лекари рядом со страждущими
Струпья – к лепесткам языков
Обнаженные кости – к бархатным впадинам
Изувеченные глазницы – к ласкающим пальцам
Ни красавцев, ни уродов
Ни личностей, ни безликих
Толпы пресыщенных голодающих
Наводнили проклятый котлован
Глядит на них сверху некто
Отбрасывающий тень на каждого
Глядит и пытается улыбнуться
(В точности исполнено издевательское завещание!)
Но невыносимость
Искажает углы его рта
Издевательски резвятся на штормовом ветру
Кудри, снятые с головы нищей красотки
А белесая мгла заволакивает собою глаза
Не мешая, однако, им видеть
Безымянный котлован
И в нем – каждую стену
Что отделяет кульминацию от кульминации
Это – не заброшенный пустырь
Исчезнувший из памяти бога
Это – дома, улицы, преступления
Но это не Содом
Это – Лондон
Соприкасающиеся локтями и бедрами
Не видят друг друга
Не слышат
Но талантливо попадают в такт
И совокупляются одинаково
Хоть и пробуя заморские позы
И поэтому стен между ними
Будто бы нет
Проклятые, глупые, пустотные стяжатели наслаждений
Они вздыхают
И каждая шлюха, прикрывая свинцовые веки
Видит пред собою иное лицо
И вздыхает опять
И кричит
И вопит
И клянет на чем свет стоит
Халтурщика, что изваял ее тело
Неужели не способно оно издавать иные звуки –
Громкие, яростные и прекрасные
В мучительной несдержанности своей?
Дабы с ними вся боль умчалась прочь из нее
А так – остается лишь хрипеть
И стонать, как скотина
И повторять самое простое на свете имя
Хотя стоящий наверху и приказывает: «Нет»
И, стараясь быть отвратительным
Превосходит сам себя в обаянии
Его невинная тень
Уже подплыла к дружескому берегу
Она затуманивается элем в знакомой таверне
Несколько ступеней вверх
И она забудется на чужих простынях
Сняв надоевшие одежды
(Ей не нужно снимать лица!)
Отправится на еженощный покой
А ему ничего из этого не доступно
Пройти пару шагов без опоры
Безболезненно снять одежды –
Куда там!
Кровоточит каждый грех
Не говоря уже о добродетелях
Постыдные пятна
Откровенничают с глазами каждого зеваки
О предательстве
И невыполненном обещании
И наслаждении, что недоступно дуракам
Взрыв за взрывом
Вскрываются роковые бутоны
Пока сардонически смеется бог
Хлопая в ладоши
Его непритворному чувству унижения
Милосерден дар еженощного покоя!
Стервозный сын изобретательного художника
Наконец-то находит время
Навести марафет
И выдернуть гвозди из ладоней
И снять опостылевшую корону
С уставшей головы
Он швыряет артефакты на землю
Кто поднимет
Кто отдаст себя без остатка
Кто умрет за чужой счет
Кто сгинет на чужую потеху
Кто полюбит на чужую черствость
Ужели этот юнец, пересекающий в челне
Вражеский залив?
Чем бог не шутит!
Отец и сын смеются, хлопая друг друга по плечам
Юная тень обрушивается мучительной тяжестью
На гниющие плечи наблюдателя
Оттеняются воспоминания
Море набирает глубину
Но – Танталовы муки! – никогда его не примет
Море боится стигмат
Что появились вдруг на сухих ладонях
Море боится тумана
Что клубится в невидящих глазах
Многочисленные Харибды и Сциллы
Шарахаются от ангелов
Что явились замкнуть в хоровод
Покосившуюся фигуру
Море ненавидит сказки
И потому вступает в сговор с богом
С единственным богом
В котором слились все древние чудища
И сохраняет жизнь скитальцу
Дабы много лет спустя
Нить ее не оборвалась легко и внезапно
А выжидающе перегнила
Дабы последний поцелуй-стигмата
Завершился на пике боли
Дабы гвозди не один раз прошли сквозь ладони
А венец остроумия родил яд в глубине шипов
Дабы Тантал обрел надежду
Ощутив наконец печать на челе:
«Мертв!»
И понял, что это – неправда
Дабы лицемерный ангел
Вселившись на мгновение в извивающееся тело потаскухи
Смежил свинцовые веки
И, увидев свое изменившееся отражение
Поцеловал его в лоб
Облагороженный и изрытый
Нетрадиционными стигматами
И изрек, хрипя, вопя, стеная,
Простейшее на свете имя.