Мне чиновник сказал поднимаясь из мягкого кресла:
«Вы, конечно, поэт, только все же начальству видней.
Мы здесь делаем Дело, поэзия здесь неуместна.
Ну зачем вы шумите? Ведите себя поскромней.
Ваши вирши мозги засоряют простому народу,
Их туманные темы к опасным пределам ведут.
Ну, писали бы вы, например, про родную природу,
Или славили б лучше наш мирный и радостный труд».
Разглагольствовал он, мол, писать надо проще и тише,
Непонятно и громко - лишь смуту посеешь в умах.
А в столах и шкафах притаились несметные тыщи
Бесполезных, как снег прошлогодний, казенных бумаг.
И представилось мне: циркуляров чиновничьих стая,
Словно стая ворон бестолковых летит над землей,
И в лучах беспощадного солнца мгновенно сгорая
Оседает на поле весеннее черной золой.
А потом вырастают на поле на том не полезные злаки,
Не овес, не пшеница, не рис, не ячмень и не рожь,
А торчат на том поле параграфов черные знаки,
Повергая колхозных крестьян в суеверную дрожь...
А когда я ушел из глухого того кабинета
И вернулся к себе в свой заваленый книгами дом,
Написал я стихи про видение странное это.
А что значит оно - никому не скажу я о том...
1988