День, когда я приговор подписал,
Как кошмарный вспоминается сон:
Зарешеченный гирляндами зал,
Непохожий на шансон Мендельсон.
Дама с ленточкой, бальзаковских лет,
Протирая фиолетовый нос,
Словно милиционер пистолет,
Мне устроила короткий допрос.
Что-то, типа, мол, согласен ли я...?
А свободу мне терять не впервой,
И, любовь к ней в своем сердце тая,
Обреченно я качнул головой.
Ты не скрыла под фатою лицо,
И на нем читалось слово «Ура!»,
Ты крепила мне на пальце кольцо,
Как браслеты на руках опера.
И тюрьма с тех пор зовется семьей,
И хозяин в этой зоне – жена.
Дознаватель, прокурор, и конвой,
И судья, конечно, тоже она.
А сегодня, когда я оттрубил
Двадцать пять безвинно отнятых лет,
Говорю – я так тюрьму полюбил,
Что не надо мне амнистии, нет!
Потому что, оглянувшись назад,
На весь мой, весьма увесистый срок,
Не могу я конвоиру сказать
Ни единого словечка в упрек,
И за ласковое слово его
Я готов еще полжизни отдать...
У меня одно желанье всего –
Чтобы воли мне вовек не видать.