Открываю засов –
мне таиться и прятаться нечего,
Барахла не скопил,
да и сглаза ничуть не боюсь,
Даже злость на себя,
злость за то, что был слишком доверчивым
Незаметно сменила
какая-то тихая грусть.
Кто способен измерить
пределы людского терпения?
Если б только я мог,
не хотел, а действительно мог
Вылить то, что осталось
в сердцах моего поколения,
В эту хрупкую форму
из плохо рифмованных строк.
Из того, чем гордились,
а нынче считают ненужными –
Бескорыстие, Совесть,
Культура, Отечество, Честь, -
Получилось бы
самое лучшее в мире оружие,
Благородней, чем Правда,
беспощадней, чем кровная месть.
Мы уже не сумеем
вернуть то, что дешево продано,
Но покуда в чести
те, что смели украсть и продать,
Мы не сможем сложить
независимо-гордое «Родина»
Вместе с нежным, святым
и заботливо-ласковым «Мать»
Чтобы наших детей
уберечь от стыда и позора,
И от горькой обиды
на трусливых и слабых отцов,
Надо каждого вора
назвать, как и следует – вором,
Надо словом «подлец»,
не боясь, называть подлецов.
Мы уже забываем,
как это – от совести мучиться,
Засыпает она,
не тревожа и не теребя...
Только, знаете что? –
Ни на гвоздик у нас не получится
Изменить этот мир,
если мы не изменим себя.