Киевская история

 
       (Цикл стихов)

Ничто не предвещало встречи,
Мои не волновало сны
И жизнь поставленною крепче
Казалась каменной стены.

И вдруг как будто покачнулась
Её незыблемая кладь,
Небес осенняя сутулость
Как будто стала распрямлять

Дождями сдавленные плечи
И вот уже в просветах синь,
И душу грешную калечит
Оттаявшая в сердце стынь.

       ***
       
       Нам повстречаться привелось
       И стало неизбежным чудо,
       Я понял, шёлк твоих волос
       На грудь мою струиться будет.

       Польётся шёпот тысяч слов,
       Нахлынут радость и мученья
       В смещенье явности и снов
       И тел сгорающих смущенья.
       
Вопрос был времени, оно
Не торопилось событийно,
Начальной осени дано,
Хранить пейзаж хрестоматийный

Из позолоты и небес
В тон куполам, их отраженья,
В реке исполненном не без
Божественного провиденья.

Смотрелся трогательно юно
Мир плавных вод, но со вчера
Мне лик сурового Перуна
В морщинах видится Днепра.

Вот протянулась меж мостами
Его седая борода,
Вся на поверхности местами,
Морщины волн на думе лба,

Из-под бровей глядят глазницы
Чуть приоткрытых мрачных глаз,
Чей взгляд из-под воды грозится
Предавшим дохристовый сказ.


Ну что ж, всплывай усопший идол,
Из смуты десяти веков,
Такого града ты не видел,
Таких не видел дураков.

Иному богу волей слабой
Они свои вверяют дни
И, встретившись с Железной бабой,
Смотри, назад не утони.


       ***

Я в память, как в зеркало времени,
Гляжу сквозь осеннюю рябь.
Бежит от закатов промерянный
Ходом обратным сентябрь.

Влечёт антимир нелепый
Меня в свой обратный наплыв.
Я пьян, хотя еще не пил.
Ревную, не полюбив.

И знать не зная, что было,
Но зная, чего больше нет,
Ищу нелюбимой, немилой
Милый, любимый след.
 
Вот она, эта тропинка,
В лунной тени, как всегда.
От Борщаговского рынка
В небо взлетает звезда!

Месяц тропу не заштопал.
Как он улыбчив и глуп…
Шепот, воркующий шепот
Лживых, красивых губ.

       ***
       
Ты говоришь, что больше всех меня
Ты любишь, что другие, как лучины,
Что с ними ты не чувствуешь огня
И что ревную я без всяческой причины.

Ты говоришь, что быть моей рабой
И собственностью так несовременно,
И что в своих желаньях быть одной
Или с другим порой, ты суверенна.
 

Ты говоришь, что к сердцу я приму
Уж очень близко всякую неровность,
Что ты принадлежишь мне одному,
И что тебе претит моя нервозность.

Любимая, я, как бугай, спокоен,
Который, пока в силе и здоров,
Не ведая о назначенье боен,
Жует траву и жалует коров.

Ты можешь даже мне кольцо продеть
И на веревочке водить меня повсюду.
Я молчаливо боль смогу терпеть
И никогда противиться не буду.

Ну, а когда я все ж начну сдавать,
Ты , щеки потрепав мои ладонью,
Себя разочек дай поцеловать,
И тайно отведи меня на бойню.
 

Пусть там умрет моя слепая вера,
Пусть распрощусь навеки я с любовью.
Но ты в меню для чтения, наверно,
Включишь мой стих, сырой, как мясо с кровью.

Да, все что будет, знаю я сейчас,
Но лишь бы неожиданным и точным
Был твой удар, чтоб свежестью сочась,
Моя строка могла бы кровоточить.

       ***

Ты помнишь встречу, лето на краю,
Но не успел плодами вызреть август,
Я в Киеве с тревогой узнаю, -
Моя любовь тебе вдруг стала в тягость.
 

А я по Киеву бродил, как волк матёрый,
Готовый на милицию и штраф,
С могильщиком, из"Гамлета", с которым
Я в "Театральном" пил на брудершафт.

А он всё: "Йорик, бедный наш Йорик!
Где проходные шуточки твои?"
И повисал в густом дыму топорик
От сигарет с названием "Мои".

А он всё курит, всё пьяней острит
От алкоголя или от тоски
Мол, в Нью-Йорке он на Яшке-стрит
Переплатил за рваные носки.

Мы с ним полезли в оперу потом,
Театр рядом, негде заблудиться.
Но развернула алкашей кругом,
От входа чёрного внушительная львица.

Любезно, пропуская нас вперёд,
Спросила, проводив нас в чёрный дворик:
"Вот, если даже Гамлет не поёт,
Тем более, как может петь Йорик?"

И мы тогда направились в "Дубки",
Проделав путь запутанный неблизкий,
Но к вечеру, напившись до доски,
Мы оказались на крыльце "Пролиска".


 

       ***
Чудовищно, нелепо, непонятно!
В чем пред тобою был повинен я?
Ужели это ты, что стоит твоя клятва?
О, разум мой, не покидай меня!

И если, Бог, Ты вправду существуешь.
Хотя б в неведомой космической дали,
Спаси меня, я имя Твое всуе
Не поминал и грех мой лишь в любви.

Я не читал священного писанья,
Закона Божьего нигде не изучал,
Но при Твоем ли Звании и Сане
Винить меня в незнании начал?

Я вылеплен уже из новой лавы,
Безбожной, не принявшей Твоих дел.
Я знаю лишь один завет Твой самый главный,
В нем Ты любить всем людям повелел.

А где-то в омуте
Под отраженьем звёзд
Перун покоился,
Низвергнутый толпою,
И вспоминал
Кострища из берёз
На жертвеннике,
Окроплённым мною.



 
       ***
Любимая, ты помнишь знойный миф.
Но наша страсть была сильней библейской,
Пусть ты с избытком дважды Суламифь,
Зато я в самый раз царь иудейский.

Пусть до меня счастливых трех царей
Ты, как жена, любили и ласкала,
Что мне до их низложенных страстей,
Когда ты мне «Люблю тебя» сказала.

Пусть до тебя я многих женщин знал,
И им платил любовью неподдельной,
Что тебе в них, ведь я тебя назвал
Своею долгожданной и последней.

Пусть и до нас влюблялись и любили,
Пусть без числа их падало в траву,
А мы взлетали и над миром плыли,
И припадало небо к рукаву.

       ***

Когда я, в жребий свой не веря,
К тебе, как в небо подымался
И ожидал шагов за дверью,
Прости меня, я ошибался.

Когда я бережно в ладонях
Лицо твоё, как дар прекрасный,
Держал любуясь удивлённо,
Прости меня, я ошибался.

Когда счастливейший, я нежно
Губами губ твоих касался
И кружев пены белоснежной,
Прости меня, я ошибался.

Когда в огне любви измучась,
Ты обессиленная гасла
И разделял я твою участь,
Прости меня, я ошибался.

Но, если я своей мольбою
Унижусь снова пред тобою
Ты отрешенным синим взглядом
Убей меня, прощать не надо.

       ***
Разве можно поверить,
Что давно уж не та,
Мне открывшая двери
Словно в небо врата,
Что другой, неземною,
Отлюбила меня
И вовеки со мною
Не разделит огня.
Я то пьяным, то трезвым,
Маюсь князем в грязи,
Весь расплёскан, растерзан
От высот до низин.
Может, небо упало
Или рушится твердь,
На которой мне мало
Навсегда умереть.
Нет желания верить,
Нет причины гореть.
Закрываются двери.
Начинается смерть...

       ***

За стеклом окна вагонного
Ты неслышна и светла
И, как будто в царство сонное,
В темноту вдруг поплыла.

Ты уехала, уехала.
По перрону ветерки.
А в глазах – печальной вехою
Трепет губ и взмах руки.

В чём судьба и что от случая
И зачем шепчу, - вернись!
Не моя ль звезда падучая
Сорвалась, и камнем – вниз.

Где теперь мне с сердцем раненым
Отыскать свою межу.
Не гожусь для жизни праведной
И для вольной не гожусь.

А вокруг лишь ночь разлучная.
Млечный путь, как взмах руки.
Беспричинные, беззвучные
Затихают ветерки.

 

 
       ***
Темное украинское небо,
Звездами далекими замри,
Я устал от суеты и бега,
Не нужны мне сумерки зари.

Дай мне внять твоей бескрайней шири,
Бед своих ничтожность оценить.
Млечные раздвинутые ширмы
Пусть уводят в бездну мысли нить.

Мне известно, в жизни мало смысла,
Но ведь в чем-то где-то спрятан смысл!
Может там, где плечи коромысла
Разделили неба даль и высь?

Где мне Бога взять, хоть языческого,
Чтоб он снял затянувшийся стресс?
Но горит в небесах электрическая
Надпись: «СЛАВА КПРС!»

       ***

Кафельные стены,
Белый потолок.
Каплет в мои вены
Животворный сок.

По соседству, лежа
С просьбою мацы,
Мой сосед Серёжа
Отдаёт концы.

Погоди, Серёга,
Брось, не помирай!
До мацы дорога
Подлиней, чем в рай.

       ***
 
Что нет меня и что я есть –
Равно тебе… Мне даже мнится,
Что о моём закате весть
Не увлажнит твои ресницы.

Что для тебя зарёю вешней
Зальются ярче соловьи,
Когда изгоем станет меньше
У новоявленной любви.

А мне мой сон – Санта Лючия
И незаплаканная десть.
Как благостно не знать, почия,
Что нет тебя и что ты есть.

       ***

Быть может, я тебя стихами растревожу
И слёзы затуманят синь небес,
Но поздно, милая, с быка содрали кожу,
С угасшего костра вкуси деликатес.