По лугам, пропахшим терпкой мятою,
Я любил мальчишкою гулять.
И в ночное уходить с ребятами,
Даже если не пускала мать.
И бывало, что к цыганам хаживал,
Ночевал в кибитке кочевой.
Песни пел и пек картошку "заживо",
И влюблялся майскою весной.
Год прошел, другой и третий - птицею.
Мять лугов и горь-полынь полей
Я сменил с Российскою границею
На песок шиндантских лагерей.
Дальних гор шатры грядой могучею
Погибают в предрассветной мгле.
Синь небес росой медвяной тронута
Не расскажет о родной стране.
Был любим друзьями я и господом.
Их берег и ими жил храним.
Сердце рвал тоской кроваво-слезною,
Если друг с "тюльпаном" уходил.
Этих слез не выплакать, не выстрадать,
Только горечь да тяжелый вздох.
Ты прости, что там успели выстрелить.
Если б смог, но ничего не смог.
Средь песков и скал багряно-взорванных,
Средь смертей и горькой нищеты
Я мечтал о соколином клекоте
Над порядьем скошенной травы.
Далеко пшеничка спеет в колоссе,
Далеко студено-сладкий сруб.
Верю, что сумею русской осенью
Окунуться в пряно-пьяный сноп.
По лугам, пропахших терпкой мятою,
Как мальчишка прежде отгулять
И в ночное убежать с ребятами,
Даже если не отпустит мать.
1981