Я сегодня ночным мотыльком буду

Юлия Штурмина
Привет, Свечечка!
Я расскажу кое-что.
Ты огонек, а я сегодня ночным мотыльком буду.
Вот, сейчас выключу свет и буду говорить - один на один, тет-а-тет, или... что еще можно придумать в таком случае.
Разговор при свечах самый откровенный случается.
Три года назад мне сказали, что я умру.
Через полгода после этого врачи удивились и сказали, что может быть и не умру. И такая игра продолжалась два года - жить или не жить...
А я хотела только одного - ощущать в этом мире человека, который понятия не имел, что со мной происходит.
Нет, мы не жили вместе и даже не встречались как влюбленные или так, для секса - просто виделись часто, общались, помогали друг другу.
Самое забавное, что в конце зимы я все-таки умерла - после удачно прошедшей операции.
Свет в конце тоннеля - сказки. Нет там света. Там никого и ничего нет.
 Времени нет, звуков, и даже тишины - нет. Удивительно, но это не страшно. Это пусто.
Мне стало невыносимо одиноко оттого, что я никогда его не увижу.  Вот тогда посыпались искры, не вокруг моего тела, а во мне.
Свет затухал, вспыхивал и заполнял пустоту - белый, чистый, сотканный из миллиона серебряных точек, а потом я услышала голос этого человека и ответила ему. Наследующий день от меня отключили всю дрянь, которая пичкает тело пациента реанимации растворами и кислородом, чтобы о нем можно было говорить, как о пока еще живом, и дежурный врач поприветствовал мое возвращение.
Утро, день, ночь, утро - все как у всех.
Через три месяца он сам позвонил и предложил встречу - свидание в недорогом ресторане.
Он ничего не знал о происшедшем - абсолютно точно, но в его глазах были слезы. Взрослый, сильный человек, состоявшийся в работе, в семье, заботливый отец двух мальчишек, сидел напротив через стол, держал мою ладонь и рассказывал какую-то чушь о своих снах. Говорил, как чуть не умер, когда потерял меня во сне, искал, носился до изнеможения по бесконечным лестницам, а потом нашел и умолял спеть ему песню из его детства, на его родном языке, которого я конечно не знаю. Он прекрасно понимал, что это сон, но слышал, как я пела.
Потом он ждал случайной встречи - не дождался и позвонил.
Он волновался, зацепил бутылку с Нenessy. Скатерть намокла, а мне приятно было смотреть на расплывающееся пятно коньяка и промокшее пирожное. Официант навел чистоту и исчез. Негромкая музыка, неразборчивые слова, и вдруг - тишина. Он опять взял мою руку и попросил спеть ту песню, пока у музыкантов пауза. Я сказала: "Не могу, понятия не имею, что за песня и языка не знаю". Он не верил, смотрел в глаза и просил.
Дальше можешь не верить ты. Мне и самой странно. Незнакомая песня о родине, о дорогах отцов, горных тропах, о желании вернуться домой! Ностальгия ужалила сердце, коснулась ветром виска, сжала горло слезами. И я спела на его языке, и каждое слово казалось знакомым с детства, и было не страшно совершить ошибку в произношении или сфальшивить ноту. Мне было грустно, радостно и легко.
Песня кончилась. За ближним столиком кто-то робко хлопнул в ладоши, следом ожил весь зал, затрепетал аплодисментами, словно вспугнутая стая больших птиц поднялась разом. Я смутилась - вспомнила, что пою плохо и обладаю весьма посредственным голосом, захотелось провалиться сквозь землю, спрятаться. Я опустила глаза, разглядывая на тарелке бессмысленную композицию - пронзенный тупозубой вилкой салатный лист.
- Где ты была эти три месяца? Где ты была целую вечность? - прошептал он и попросил больше не исчезать из его жизни.
Он так и не понял, что у нас одна жизнь на двоих.

Теперь посмейся над нами. Ни до, ни после мы ни разу не занимались сексом, и даже не целовались.
И сейчас, как прежде, встречаемся больше случайно. Да только говорим не всегда. Не нужно теперь слов - у нас есть большее. Любовь? Вероятно. Но мне кажется это выше нее. Оказывается, есть что-то выше любви! Есть то, чему люди никогда не смогут придумать название.