Как пики, шпили гор проткнули тучи,
И сквозь проколы вниз струился свет -
Поток событий, отданных нам лет,
Одновременно нежный и колючий.
Вдруг небо грянуло, несясь над головой,
Словно волной неведомого моря.
И дождь, как слезы, яростного горя,
Застал над перевалом нас с тобой.
Внизу как сон, вид озера туманный.
Раскинув руки, от свободы пьяный,
Я заново рождался и летел.
И словно мученик, на небо вознесенный,
Я осознал, насквозь дождем пронзенный,
Насколько чист, неведомый предел….
Насколько чист, неведомый предел,
Что смерти нет, но жизнь всегда бесценна.
И вера в это была так нетленна,
Что большего не ждал, и не хотел.
И я стоял бы так с тобой, забыв про время,
Но ты дотронулась, до моего плеча.
И длань твоя, безумно горяча,
Сожгла в мгновенье, мое радостное бремя.
Я вздрогнул. Завтра нам спускаться.
Костер намок, не думал разгораться.
И я не помню даже, как уснул.
Одежды мокрые, с утра сковали тело.
Костер потух, зато в груди горело.
Весь мир, в лучах купался и тонул….
Весь мир, в лучах купался и тонул,
А в облаках звенела птичья лира.
И словно древняя безудержная сила,
Распался по горам журчащий гул.
Ты еще спишь, так безмятежно мило.
Проснувшись, сразу рвешься к водной глади.
И манишь меня, только шутки ради,
А я молюсь, сдержаться б сил хватило.
И мы идем, с единственным стремленьем.
Идем за кажущимся призрачным спасеньем,
Вдоль черного скалистого хребта.
И тянутся над пропастью мгновенья,
Так долго. Но так близко до паденья.
Под нами, расстелилась пустота….
Под нами расстелилась пустота.
И с каждым шагом, становилось холодней,
И лепестки цветов среди камней,
Подернулись тончайшей кромкой льда.
Немая дрожь охватывала нас.
Мы обнялись, чтобы тепло хранить.
А вокруг горы, нас старались убедить,
Что наступил последний скорбный час.
Но я не мог, называть это страданьем,
Холодным, замерзающим сознаньем,
Я радовался близости с тобой.
И мы спустились вниз, ведомые влеченьем,
К реке, с бурлящим и безудержным теченьем,
И в тот момент, я не хотел судьбы другой.
И в тот момент, я не хотел судьбы другой.
Я плакал как дитя, потом смеялся,
Кругом вертелся мир, и изменялся.
Ты снова сняла бремя, как рукой.
Я ощущал, пронзал собою время,
Оно струилось, не под стать реке,
То вдруг срывалось, в безумное пике,
То прорастало, словно дерево из семя.
Нахлынули волной воспоминанья,
О жизни, до невольного скитанья.
Мы разожгли костер, на берегу.
Темнеет. Вокруг становится все тише,
Но я не сплю, твое дыханье слышу,
И твой покой, бесценный, стерегу…
И твой покой, бесценный, стерегу.
А ночь наполнилась томительной тревогой.
Река мерещится неведомой дорогой,
Мне кажется, пойти по ней смогу.
А в небе звезд полно. И полная луна,
Укрылась дымкой туч, как одеялом.
И тусклый свет, бледнеющим порталом.
Падет на пропасть, не достав до дна.
Я знаю, тебе должен дом приснится,
И те, с кем не пришлось проститься.
Я тоже, вижу прошлое порой.
И я пытаюсь беззаботно улыбнуться,
Ведь неизвестно, с чем придется нам столкнуться.
Но ставки сделаны. Я увлечен игрой...
Но ставки сделаны, я увлечен игрой.
Игрой с самим собой, и стой, кто рядом.
То в птиц ночных, с неспящим колким взглядом,
То в насекомых, спящих под корой.
И в этих играх, детских, но опасных,
Как на коньках по тоненькому льду,
Не провалюсь, так просто упаду,
В объятья судей - снов моих, бесстрастных.
Я снова устаю от этих прений.
Устав и от чудеснейших прозрений,
Вновь быстро растворяюсь в темноте.
Пусть твердое и мягкое столкнутся,
И буду наблюдать, как растекутся,
Кругами мои мысли на воде...
Кругами мои мысли на воде,
Замкнут в себе чуть больше, чем могли бы,
Круги от падающей и гремящей глыбы,
И грохот тот - сигнал, что быть беде.
Впустую мной растрачены слова,
Как будто обретают жизнь свою,
В бессмысленном полупустом строю
И участь их отныне такова:
Они опять ложатся в свои строки…
В стихах, все как-то страшно одиноки,
С надеждой, проскользнувшей там лучом.
Пусть безмятежность, овладеет мной всецело.
Пусть делает все нежно и умело...
Так хорошо, не думать ни о чем...