На таком-то градусе широты души
Сидя в почти что московской квартире,
Стараюсь, ушами хлопая, загушить
Говор мыслей о замёрзшем мире:
"Замер город, промёрзший, припорошенный -
Далеко до мира - моря или лужи,
Где старуха с корытом сидит, огорошена
Отсутствием дома нелюбимого мужа.
Что мне до тех, кто купается в водах
Или пьёт воды на чешских курортах?
Я - в третьем Риме, но воспеванию в одах
Не поддаётся излюбленный мною вид спорта:
Я тротуары пинаю; лёд кажется льдинкой,
Но крепко приварен к асфальтовой грязи;
Лёд не поддастся, а я синяки на ботинках
Наспех замажу - дома - от растяжений мазью.
Вот вам замена бессмысленных соревнований
По бегу до смерти наперегонки!
Мне нет дела до вашей гонки -
Я не хочу послефинишных раздаваний
Интервью, которые переврут завтрашние газетёнки..."
Держит в руке мелочь поданных мыслей
Нищая голова-попрошайка;
Сколько стояли на паперти мы с ней,
А в церкви гуляла бандитская шайка...
Я и не помню, откуда в руке
Столько монет и помятых бумажек.
Сколько фальшивок в моём кулаке,
Чей-нибудь мне ум скажет?
Другой бы начал кутёж воровской,
Высыпав из кулака всё под ноги,
Чтоб на снегу разбойной красой
Сверкали монеты немногие,
А мою ладонь словно другая рука -
Тоже морщинистая, но святая -
От клюва воровки-вороны пока
Надёжнее стаи коршунов укрывает.
Только порой разрывает мороз
Руки - мою и эту -
И шепчет на ухо дешёвый вопрос
Для дёшево продающихся поэтов:
"Не написать ли и мне тетраптих
Редким размером размеренно-едким,
Чтобы в конце его ветер стих,
Запутавшись в чей-то грудной клетке?"
Только тогда две горячих ладони
Мне закрывают замёрзшие уши,
И слышу я только, как ветер стонет
Всё глуше, глуше и глуше...
И, глазами прицелившись в холод ночи,
Я смотрю, как проснулись звёзды
И сгорает зажжённый с ними от общей свечи
Февральский морозный воздух.