Мне знать не довелось
родного деда,
Нет карточки,
и писем ни строки.
В тридцатые,
решением комбеда
Его определили в кулаки.
Тогда ведь всех
чесали под гребенку –
Ну, вот и отличились молодцы.
Была у деда лошадь,
коровенка
Одна на восемь ртов,
да три овцы.
Конечно, все забрали
подчистую
И, может,
от бессилья своего,
Мой дед шагнул,
как в пропасть, в Русь святую,
А был ли прав –
не мне судить его.
Семью,
как ржавый гвоздь,
согнули беды –
Наполовину
вымерла семья.
Потом была война.
Была Победа.
Мать выжила.
Потом родился я.
И мне теперь,
его седому внуку,
Что жизнь
длиннее дедовой прожил,
Бывает,
снятся ночью чьи-то руки
С натруженными
бугорками жил,
Которые
вихрастого ребенка
Не гладили
по русой голове,
И пряник не совали
потихоньку,
И не водили в поле
по траве.
И на каком
заброшенном погосте,
На Соловках
или на Колыме,
Земля покоит
дедовские кости –
Она об этом
не расскажет мне.
Одна судьба
из многих тысяч судеб,
Разбитых
неизвестно для чего.
Но будет суд.
Он непременно будет.
Ты слышишь, дед?
Ты встанешь на него!
И ты, и все,
кто не оставил следа.
Вы встанете,
не можете не встать...
Мне знать не довелось
родного деда,
Мне про него
рассказывала мать.