Три заглавия

Евгений Лукашенков
* * *


1. Герой нашего времени

Когда ты клятву дашь не вспоминать
Астральный воздух дальнего Кавказа,
Закончишь все дуэли, дай мне знать,
Герой мой неизвестного рассказа.
Ты мог бы жить в любой другой стране,
От всех держать язык родной свой втайне,
И только б письма отправлял ты мне
С их кратким содержанием фатальным

Твоей борьбы то с новым языком,
С его грамматикой, то с новым горизонтом
Событий, где тебе не кулаком
Уже грозят, а памятником, гротом,
Скалой твердыни, небоскребом дней.
Как будто всё стремится к переходу
Границы той, где ты всего слабей,
И нечего болтать мне про свободу

На берегах других. Мол, там в ином
Находят правду, силу, благородство.
…Я думаю, в конечном счете, он
Был прав. Из чистого юродства
Так персонаж готов порвать струну,
Соединяющую автора и время,
Ведя с ним перманентную войну,
Стреляясь с ним, ища с ним примиренья,

Чтобы потом уже уйти строкой
Без опечаток, без заветной жертвы,
Достав очки от солнца под луной,
Увы, о да, совсем не по сюжету, –
Уйти домой, ну, струсив, ну, простив
Своих врагов, ну, получив за это.
Ты ничего, быть может, не достиг –
Не худшая для наших дней примета.

* * *


2. Отцы и дети

Хор детей:

Мы любили рябины неприглядные гроздья,
Мы ранимы, глубинны, и не каждый из нас
Мог бы нищему в тряпку бросить ржавые гвозди,
Но ведь кто-то же бросил, кто-то все же припас.
В школьном фотоальбоме вроде все без изъяна,
Лишь спустя полстолетия станет ясней,
Кто был голубь, кто кролик, кто червяк, обезьяна,
Кто оставил хоть что-то, хоть руины, музей.

Хор отцов:

Мы срубили рябину, мы расширили площадь
Для посадки фасоли, лука, прочей ботвы.
А потом вы уткнулись в свои книжки, что позже
Приходилось и нам перечитывать. Вы
Поступали учиться, жизнь вступали как в пропасть,
Появлялись привычки, приносившие вред.
Ваша многосторонность или наша суровость,
Что из двух вам внушило эту мысль: Бога нет.

Хор детей:

Ну, прочли мы философов несколько книжек
По программе, по вкусу идеал свой избрав.
Кто-то выше поднялся, кто-то стал, впрочем, ниже,
Были те, кто совсем не прочел этих глав,
А ушли сразу в кому вместе с веком грядущим.
Нет, на век не в обиде мы, наш голос притих,
Он порой умолкает, будто стих стерегущий,
Пока кто-то из ваших не давал нам под дых.

Хор отцов:

То ли спор поколений, то ли просто дождливо.
Или ценностей вовсе не найти, как не лги
Сам себе, когда смотрим в вашу даль мы пугливо.
Вроде б дети, а мыслят как и мы, старики.
Может, нет никаких у нас с вами различий.
Прошлым днем посадили мы рябину опять
На то место, да только насладиться ль кто птичьим
Прежним пением? Блудных нам детей не обнять.


Хор детей:

Мы уходим со сцены, мы встаем с мягких кресел,
Со ступенек встаем, со скамеек, с травы.
Ваши аплодисменты! Мир трагичен и весел!
Мы уходим, мы встали, мы пошли. Мы, увы,
И не Мы вовсе, каждый был с собственным игом
Своей памяти и словарем за душой.
Я встаю, весь седой, я закрыл эту книгу.
Я открою другую. Я пошел, я домой…

* * *

3. Мертвые души

Да что мне эта бричка, завели
Вчера друзья в подмогу Жигули,
Чтобы собрать мне до весны, край – лето,
Немного душ, которых хуже нету.

Мне было страшно поначалу, ведь
Страна большая, косит многих смерть
Уже к пятидесяти – трудный возраст.
Так грустно, что поэму прозой

Хочу назвать, заимствуя кошмар
Из нашей жизни у того, кто дар
Похоронил живьем и сам был выдан
Земле за то, что мертвым был он с виду.

Я бы собрался с силами, взял лист
Бумаги, написал бы «чист я, чист»
И в первый бы зажиточный домишко
Зашел бы как отъявленный лгунишка.

В момент последний понял вдруг: я трус.
Я видел Русь, она была как куст
Сирени, ближе к осени – погостом,
Зимой – какой-то неоткрытый остров.

О душах тех ни слова. Нет их, нет.
Живые есть, есть жившие, есть след
Оставленный, поминки есть, эпоха,
Когда ни Гоголя, ни мертвых душ…ни вздоха.


* * *