dying girl’s defedil
Вот, плутал много дней, и фонарь мой на палке заплечной
Потемнел, запотел, закоптился, и масло почти уже кончилось в нём.
И потрескались стёкла от призрачных веток, колючек и зарослей встречных...
Быстротечна дорога в туманах. Жизнь вечером — явней, чем днём.
Я вчера подсмотрел, как Луна светлым шаром ложилась,
Больше дома из города, в светло-лиловое небо, украшена радужной, нежной каймой —
Отвечала биениям пламени в мокрой холодной траве, где однажды случилась
Наша встреча с лиловым цветком... Всё, нашёл я тропинку домой.
— Крокус? Этот цветок... — Ага — опиум! — шепчешь, бледнея.
Нужно ждать ровно месяц — а там понемногу начнёшь без напряга дышать.
С каждым днём жить всё легче и легче. Вот обруч тоски потихоньку разжал мою шею.
Только дом мой по-прежнему пуст. И по-прежнему хочется спать.
Только день ото дня я всё чаще и чаще мечтаю,
Убеждаясь в поддельности — мнимым был этот возврат.
Только каждую ночь, просыпаясь, я вижу, как тает
И уходит в века непроявленных вдохов парад.
И на старте моих сновидений, когда возрастёт их активность,
Развивается образный ряд, сверхъестественный яростный ряд,
Ярче света из жизни иной, на другой стороне негативной,
Нескончаемой повести о возвращенье назад:
Мы одни с фонарём среди трав. Только знаю всё — мало помалу
Отчего-то заводится жизнь... Поначалу темна, затаённа, в пустынных, укромных углах,
И вода дождевая стекает по всем декорациям, где моё тайное пламя бессрочно плутало...
По ночам. Все кусты и туманы в тенётах и в пауках.
Почему-то как в снах, лёгкий воздух, как дым, фиолетов...
Почему-то заводятся всё больше буквы, коты, привиденья... Вот нет — завелась бы жена...
Мне приснился Рембо: «Да простят меня тонкие души хороших поэтов,
Заведётся скорее кабан или чёрт, но никак не она!»
Поросята с Луны в эти дни подросли, повзрослели,
И похожи теперь на близняшек-сестёр, что лет десять-пятнадцать назад
В безнадёжно-пленительной дымке далёкой страны раз качали меня на качелях...
На каком языке «Obelele» — прекраснейших яблоней сад?
Позабыл. Никогда и не знал. Помню, так назывались конфеты.
Всё как следует выяснить сложно — но можно придумать, соврать:
Между тем, в нашей лжи — та дорога, которой ушло раньше срока погибшее лето...
Вот сиди теперь, жди — когда осень заглянет в кровать.
Но пока этот месяц стекает прохладным потоком по коже,
И пока грустный воздух на ужин, как спирт, пробирает до слёз —
Всё что скажешь мне ты, словно в шутку исчезнет в дыму на расплавленном олове ложа...
А потом постепенно мы всё позабудем всерьёз.
Дни всё чаще и чаще приносятся в жертву забвенью.
В бытовых оборотах повысилась их частота.
В тихом шёпоте комнат, в критически-душном взросленье
Родилась от безудержной вспышки до боли родная мечта.
Позабудутся сны, что изгнало в агонии лето.
Лета тёмной водою напоит в полночном виденье коня...
Блики наших печальных предметов, мечты, нереальность и воздух лилового цвета
Всё бледней и бледней. Выдыхаются. День ото дня.