Донна Роза не знала, не верила,
Что найдется в легенде изъян.
Вся в шелках, и в помаде, и с перьями,
Из страны, где полно обезьян,
Очень диких, в лесах, с футболистами,
Истоптавших леса и поля.
Донна Роза дерзила неистово,
Но затихла в виду Соловья.
Соловей наш торчал у обочины,
Был: при форме, при палке, здоров.
Представлял здесь наряд укороченный:
«Жигули» и сержант Соловьев.
Был напарник. Сгорел на работе и
Отдыхал в придорожных кустах.
Но мирские проблемы заботили
Только в самых укромных местах,
Где стоял Соловей и посвистывал,
И махал полосатой клюкой.
Этот ритм, ритуально-неистовый,
Он держал со скупою тоской,
Потому что скупиться не велено -
Наверху много ртов, и до дна.
В это время, не очень размеренно,
По шоссе приближалась она.
Донна Роза на «Бентли» подержанном
(За него подержался Ван Дамм)
Попыталась вести себя сдержанно,
На педалях дав волю ногам,
Но попутал (не черт) - газ да с тормозом, -
Ничего от судьбы не тая,
По столбам изумительным образом
Тонким слоем мазнув Соловья,
Донна Роза сорвала задание
И сгорела с легендой в жару...
В КПЗ не дождется свидания
Неумелый агент ЦРУ,
Что давить на педали не ученый.
А среди придорожных столбов,
Где березка да ива плакучая,
Вечным сном спит сержант Соловьев.
Проезжают машины с сигналами,
Пароходы плывут и гудят.
Шлют салют пионеры усталые,
А за ними отряд октябрят.
Самолет в небесах озабоченных
Озирает невольный погост.
Спит напарник в кустах у обочины.
Просыпайся, браток – и на пост!..