Да, так это было... давно. Мы встретились совершенно случайно, даже не на какой-нибудь дружеской тусовке, а просто на улице. Ты гулял со своей девушкой и лучшим другом - как выяснилось, он был и твоим лучшим другом тоже, а я была одна. Просто понесло на улицу после очередного скандала дома. Как раз был октябрь, погода стояла пасмурная, злой и в то же время еще не до конца леденящий ветер противно забирался под манжеты и куртку, отчего постоянно казалось, что согреться не получится никогда. Я зачем-то купила пачку дурацких слимовых Vogue, хотя курить мне не нравилось. Наверное, казалось, что все подростки, поссорившиеся с родителями и показательно уходящие из дома должны взять сигарету и закурить с видом разочаровавшегося в жизни взрослого человека. Которому, желательно, за 30.
В конце асфальтовой тропинки между старыми пятиэтажками я разглядела силуэт Сереги в окружении двух других людей. Это точно был он, я всегда узнавала его за километр. Когда мы поравнялись, я заметила, что он находится в компании очаровательной брюнетки, твоей тогдашней Насти, с потрясающе красивыми и добрыми глазами. Она просто лучилась добротой, так не сочетвашейся с моим отвратительным настроением и такой же погодой.
Серега заметил, что у меня в руке зажата пачка сигарет. Глупо. Он выжидательно посмотрел на меня, но зажигалки не протянул, только поздоровался как обычно.
Но тебя, видимо, мой курящий образ впечатлил тогда: заметив, что я нелепо держу несчастный Vogue в руках, а молчание все затягивается, ты вежливо спросил:
-Закурить не желаете?
Я не сразу поняла, кто ко мне обращается. Серая морось вокруг тебя словно сгущалась, ты очень органично смотрелся на фоне мокрых стекол и чужих холодных рук. Может, все было так потому, что весь этот осенний холод - это и был ты? Не знаю. Не знаю до сих пор.
Но ты был безумно красив. Серое пальто, на котором оседали капли тумана, сидело на тебе великолепно; шарф приходился в тон мокрому асфальту, но, в отличие от него, был небрежно расчерчен холодно - голубыми тончайшими полосками. И перчатки, конечно. Темно-серые, почти черные, в тон к шарфу.
-Простите?...А, да, спасибо..
Я стянула обертку с пачки, руки почему-то дрожали, и быстро зажала сигарету в зубах. Знаю, так не положено, но я же неопытный курильщик.
А ты и внимания не обратил: всего лишь одним движением достал свою Zippo (разве у тебя могла быть другая зажигалка?), и верной рукой поднес ее к дрожащей сигарете. Даже пламя от ветра не погасло. Эффектно.
Серега сопроводил твое движение неодобрительным взглядом, но ничего не сказал: видимо, знал, что спорить бесполезно.
-Вы, наверное, не знакомы? Кира, это Саша, один из моих лучших друзей, а это- Настя, его девушка.
-Очень приятно.
-Взаимно, - Настя улыбнулась той обезоруживающей улыбкой, которая обыкновенно превращала меня из хмурого подростка в милого котенка. Но не сегодня.
-И мне приятно,- еще один красивый жест с твоей стороны: поцелуй руки. Как во времена рыцарей.
-Простите, я, наверное, задерживаю вас? Я смотрю, вы гуляете, а я убежала спасаться на улицу от плохого настроения.
-Что вы! Мы с радостью разделим ваши печали. Никто не против?
Глупец... неужели ты и правда думал, что кто-то из них мог бы ответить тебе "Я! Я против!"? Конечно нет... просто девочка- подросток, ушедшая из дома и пафосно курящая - это так давно забыто. Ностальгия - твоя вечная страсть и высшее наслаждение, а в тот день оно само шло к тебе в руки. Разве ты мог отказаться?
Мы мило провели ближайшие два часа. Ты всегда шел с Настей за руку, и я думала, что, не смотря на вашу контрастность, вы смотритесь отлично. Я шла рядом с Серегой, но он молчал. Разговаривали мы трое. Ты расспрашивал меня о причинах "моей печали", о том, какую музыку я люблю, что ценю в искусстве, как отношусь к Фицжеральду. Мои ответы тебе нравились: во мне было не меньше стиля, чем в тебе, и холодные цвета зрелой осени и ранней весны во многом сочетались. Настя привносила в диалог двух декадентов частицу веселья: нельзя же вечно хандрить и расписывать в красках, какой у кого сплин, ей-богу.
Через час начало темнеть, и ты ушел провожать Настю домой, предварительно выразив надежду на мое благоразумное возвращение домой. На "Вы", разумеется. Я пообщала вести себя подобающе для пятнадцатилетней неглупой леди; на том мы и распрощались.
Серега проводил меня домой, не задавая лишних вопросов. Он знал, что, если бы не твои указания, я бы, скорее всего, ночевала у него. Но твои указания уже были, и с ними ничего нельзя было сделать.
Ты напомнил о себе незамедлительно: в час ночи мне пришла короткая смс: Вы дома?. Короткий ответ:
Да, спасибо.
Вы умница. Я рассчитывал на Ваше благоразумие. Пишите в любое время, я буду рад новостям от Вас.
Конечно. Непременно напишу.
Приятных снов, Жанна
Жанна? Вы, верно, путаете что-то. Я Кира
Нет, это имя Вам совсем не подходит. Я хотел бы называть Вас Жанной.
Хорошо. Пусть для Вас я буду Жанной. Спокойной ночи, Александр.
Слово за слово, ничего не значащие фразы и постоянное "Вы". Мы стали часто встечаться у Сереги дома, но Настю с тобой я больше не видела. Жаль, мы могли бы подружиться: у меня ведь не вечно плохое настроение.
Это не было похоже ни на что. Мы обожали вместе пить дешевый портвейн, так диссонирующий с тем, к чему мы привыкли. Казалось, что, разливая "777" из одной бутылки на двоих, мы разливали и какие-то общие мысли - на двоих. Серега не боялся оставлять нас одних на кухне: видимо, привык, что мы либо молчим и курим вместе,либо рассуждаем о невыносимо тонких материях, так что ничего "неправильного" случиться не может. Конечно, не может, а зачем нам что-то неправильное?!
Когда ты был свободен по вечерам, мы с удовольствием сидели на моем подоконнике и играли в карты. Если родителей не было дома - еще и курили в фотрочку. Вот, из-за тебя теперь у меня такая дурацкая привычка: никак не могу бросить.
А потом у меня началась какая-то жуткая полоса в жизни: в школе все шло наперекосяк, родители совсем осатанели, со всеми, кроме Сереги, я поругалась. Но у него и своих проблем было полно, так что грузить его своим плохим настроением я не решилась. Оставался только ты. Но мне, пожалуй, было еще на настолько плохо, чтобы я решилась прибежать к рыцарю, целующему руки, и просто рыдать ему в латы. Наверное, моя логика слабо напоминала мне, что в латы плакать - неудобно, а герой в доспехах обнять не может. Может только поднять забрало шлема, чтобы взглянуть в твои уставшие глаза - и то в лучшем случае.
Но твои латы отличались от лат всех прочих героев. Они не были тебе нужны: твоя ловкость позволяла шутя уворачиваться от любых ударов и стрел. Поэтому,когда мои родители уехали, заявив, что не желают ни видеть меня, ни слышать, я набрала твой номер и спросила: "Сможешь приехать?", на что получила спасительное "Да."
Не знаю, как так получилось, но мне показалось, что ты не заставил себя ждать. Просто, когда я подумала, что тебе уже пора бы быть здесь, раздался стук в дверь. Тихий, но уверенный.
Ты вошел, разделся, как всегда повесив пальто у крайней левой стенки гардероба, молча подошел ко мне. И я не стала молчать.
Рассказала все, как было у меня на душе: ведь только ты мог и хотел, я уверена, все это слушать. Я ревела, злилась, впадала в апатию и снова злилась, а ты все слушал. Потом я замолчала и села рядом с тобой, а ты просто меня обнял. Как настоящий рыцарь. И мне было хорошо. Ночь в объятиях рыцаря...пытка и наслаждение.
С тех пор рыцарь ушел. Я больше не могу различать блеск призрачных лат. Какое-то ощущение незавершенности... он курил, я курила, он пил, и я пила. Все было по-прежнему. Но рыцаря и принцессы больше не было. Их нет и сейчас... кажется, у них антракт.
E2-E4. Пышные платья и непробиваемые доспехи теряют ценность на шахматной доске. А ты взялся играть со мной в шахматы по принципу "домино", забыв, что от исходной позиции до шаха и мата всего три хода.
Всегда.