Я давно перестала бояться
непонятых снов,
Даже если на сердце – хандра,
а за окнами слякоть.
И уже отучилась страшиться
неправедных слов,
От которых когда-то случалось
и злиться, и плакать.
Пожелтевшие листья ложатся
под ноги быльем.
И становится память на год
и мудрее, и старше…
И не наша темница – банальный
оконный проем.
И не наша светлица – высокий
престол патриарший.
Молча греются крыши в лучах
венценосных светил.
Ускользающий день будоражит
причудами света.
Можно горы свернуть в ожидании
алых ветрил,
Но нельзя обмануть сумасбродную
участь поэта.
Опускаются плечи под тяжестью
прожитых лет,
Выцветают виски, возвышая
нетленную душу…
Но не наша тревога –
безумная жажда побед,
И не наша дорога – извечная
млечная стужа.
Как причудлив и светел забытый
серебряный звон!
Перелестница-осень зачем-то
напутала краски…
И тропинка в лесу – это наш
неприкаянный сон,
И соринка в глазу – это горечь
утраченной сказки.
Что оставил в наследство двадцатый
непонятый век?
Отворяет уста новолетья
незримая вечность.
Разве наша работа – усталый,
отчаянный бег?
Разве наша забота -- неумные
игры в беспечность?
Молча падают звезды на лоно
горячей земли.
Зачинаются дни, отправляя
события в Лету…
Можно тихо прожить, не встречая
в порту корабли,
Но нельзя отменить сумасбродную
участь поэта!
Октябрь, 2000 г.