На Руси святой, ой да, испокон веков
находилось место для Иванов-дураков.
Для царей хоромы, ему лагерный барак,
Покрывало снежное, да на глаза пятак.
Скоморохом жить, ой, душу на лоток кидать,
да в кисельных берегах по горло утопать.
В молоке купаться, кровью кашлять по утрам.
Косы ливням заплетать, да целовать ветра.
А вот песни слагать по Руси,
да кричать эту боль в неба синь,
То дано видно Богом ему,
а в придачу – тюрьму, да суму.
И идёт Иван-дурак по Руси святой,
скоморошить всяк горазд, да может не любой
душу свою юную на песни разорвать
и раскинув руки под звездой улечься спать.
Ой, душа нагая, ты не ведаешь свой срам,
а холопы царские тебе да по зубам.
Руки-ноги в кандалах, да неба синь в глазах
и иголки хвойные в мягких волосах.
Раньше с балалайкою, с гитарою теперь,
с той же синевой в глазах, стучится в нашу дверь
и заходят вместе с ним реки да леса
и на серость наших душ падает роса.
Только ведь, ему средь нас совсем недолго петь.
Ему гореть дано на раз – в затылок дышит смерть
Голову на плаху толи в песню, толи в плачь,
а из грифа топорище выточит палач.
Но ведь песни слагал по Руси,
да кричал эту боль в неба синь.
То дано было силой небес,
а теперь вот березовый крест.