Меня расстреляли за час до рассвета.
Солнце кричало: «Где ты? Эй, где ты?»
Припорошили пеплом и снегом.
Оставили мерзнуть прямо под небом.
Меня расстреляли, но не спросили
Хочу ли я жить, и жизнь мне под силу ль?..
Я буду кротким, я не отвечу,
Но буду стоять, расправив плечи.
Меня расстреляли за час до рассвета.
Птицы не пели, не было света.
Поставили к стенке, связали руки.
Сквозь зубы бросили: «Последнее, сука».
Меня расстреляли, не дав помолиться.
Ни богу чужому, ни чьи-то лицам.
Не дали глаз возвести к небу.
Не накормили пред смертью хлебом.
Меня расстреляли утром в субботу.
Мне было больно, для них же – работа.
Свинцом прошили свежие ткани.
И не спросили даже, как звали.
В меня стреляли волонтеры.
Прицелы сбиты, щелчки затворов…
Глаза – пустые. Ни зла, ни соли.
Они не могут чувствовать боли.
Не за предательство родины, не за измену,
И не как вора, не как убийцу.
Меня расстреляли в чужую смену
Спутали наши с тобою лица.
Меня расстреляли за час до рассвета.
Мне солнце кричало: «Где ты? Эй, где ты?»
Припорошили пеплом и снегом.
Оставили мерзнуть прямо под небом…