Там, где закат приводнился – видишь
край крепостной стены?
Я возвращаюсь в свой город Китеж,
чтоб избежать войны.
Воплю души не особо внемлю,
как пацифист, созрел.
Вместо небес расстреляю в землю
сотню калёных стрел.
И, оседлав перепутье звёзд, ты
будешь мерцать, а я –
я растворю времена и вёрсты
в озере Светлояр.
Больше не выйдет нелепых споров,
и в одноцветье рун
будет звенеть позапрошлый город
колоколами струн.
Буду до дна высыхать в межень я
и зимовать в нигде,–
только заметят ли отраженье
в мелкой рябой воде?
Я бы друзей пригласил на сбитень,
так,– через сотню лет,–
но все дороги в мою обитель
сомкнуты на нуле.
Камень венчает пути на Свитязь.
Ломят щиты рожна.
Там, где с Горынычем бился витязь,
бьётся в слезах княжна.
Гей вы, дозорные, да не спите ж,–
здесь времена лихи...
Петь горожанке из града Китеж
стану в ночи стихи.
Но и когда сокровенной тайны
карты падут в отбой,
буду её в темноте случайно
я называть тобой.
Даже ольховые стены шепчут
имя,– всегда одно.
Время с собою сражаться крепче,
чтоб не накрыло дно,
И по распутице лезть в разводья,
странствуя взаперти
там, где на вечно молочном своде
млечного нет пути,
где отрешения столь весомы,
а за чертой – ни зги,
лишь на карачках по чернозёму
чудик даёт круги.
…Глаз не замылить исчадьям арта.
Всё же не чту азов –
Зря прилечу, опоздав до старта,
на эфемерный зов.
Сверху ощерится безъязычный
блёклый небесный зверь,
а чужеземка в твоём обличье
вяло кивнёт на дверь:
нечего, дескать, терять друг в друге,
каменных, как скала.
Вмёрзли во льды словеса и струги,
вымерзли зеркала.
Я бы пожаловал ей удачи,
только своим теплом
переплатив сотни раз без сдачи,
заполучил надлом.
Можно взывать на урду и идиш,
маршем идти, трубя,
даже разрушить фантомный Китеж,
но не достичь тебя
в месте, где страшно гулять без каски:
криво навис венец…
Будет ли только у этой сказки
счастлив иной конец?
2007