Распоясалась птичья орава-
ни вздремнуть, ни мыслишки собрать…
-- Учиним-ка на певчих
облаву!..
И пришла к нам угрюмая рать.
Их доспехи из кованой стали
и враги их повержены ниц…
Вот калёные стрелы достали,
постреляли людишек и птиц.
И молчали с рабами рабыни,
и сочилось в их души враньё…
А как всех певунов перебили-
налетело в поля вороньё.
Эти песен пустых не певали,
облетая дозоры и рать,-
лишь приветливо рты разевали-
хлопотали, чего бы сожрать,
и смекали себе по пригоркам,
не мешая ни спать, ни дневать,-
только детям,
да больно уж зорким
норовили глаза поклевать.
Ни просвета в полуночном гриме-
для зажмуренных глаз благодать:
нету белых мастей
между ними,
даже серых- и тех не видать.
Иногда лишь, в тщедушной потребе,
ходит слух
от жнивья до жилья:
дескать, где-то летит белый лебедь
в тридесятые наши края.
И на вышках теперь
для острастки
с карабинами люди стоят—
только всё это
Бабкиной сказки,
источившийся молью наряд.
Не нужны миражи и поверья,
и для песен гортани тесны…
Лишь в подушках
сопревшие перья
навевают нам смутные сны.
И в стволах отсырели патроны,
а подымешь беспамятный взгляд-
лишь вороны,
вороны,
вороны,
словно угли с пожарищ,
летят.
(1 ноя )