(всем погибшим подводникам США)
В далёком порту рождена я была,
Скользнула со стапелей в воду.
Команда на палубе клятву дала
Страну охранять и свободу.
Пред спуском разбили о мой крепкий борт
Бутылку шампанского вдребезги.
На прочном причале пел воинский хор
Во славу подлодок Америки.
К высокому солнцу стремился наш гимн,
От гордости слезы катились.
В судьбе моей не было видно ни зги,
И волны вокруг суетились.
И вот я рванулась от пирса стрелой
В лазурь океанских просторов.
И ветер был встречный, и ливень был злой,
И волны вздымались, как горы.
Но что мне волна, коль нырнуть я вольна
Под пенную муть в глубины.
И спину мою омывала волна,
И выли с натуги турбины.
Взбивали солёную воду винты,
Я шла под водою в балласте.
Какие я делала в море финты,
Купаясь в безоблачном счастье!
Ах, как же прекрасно мне было нырять,
Играя с противником в прятки,
Меж рифов таиться, по мелям шнырять
На брюхе до стресса, до встряски!
Прошли «ходовые», и срок подошёл
Проверки меня на прочность.
И сказал командир: «Ну что ж, хорошо.
До предела ныряем срочно!»
Но с ухмылкой взревел седой Океан:
«А до дна донырнуть не слабо ли?»
И с презрением бросил ему капитан:
«Подлодки не ведают боли!»
Хохоча, закричал Океан:"Так нырни!-
Торса буграми играя.
- Коль вернёшься, прославлю тебя на все дни
Повсеместно от ада до рая!"
Я в утробу свою всосала балласт,
За кормой оставляя след рваный.
Словно нож, за пластом я пронзала пласт
Солёных мышц океана.
И предел наступил, и глубиномер
Простонал командиру: «Баста!»
Только жёстко ответил ему офицер:
«У подлодок полно запаса».
И опять нас за горло взяла вертикаль,
И опять мы рванули в глубины.
И тревожно на пульте сигнал мигал,
И от страха вспотели спины.
Но упрямо свой курс командир держал,
Словно с неба на жертву кречет.
И в объятьях меня океан зажал,
С каждым ярдом сжимая крепче.
Я вздохнуть не могла, я дышать не могла,
Как тростинки, трещали рёбра.
И сгущалась вокруг предсмертная мгла,
И безмолвие было недобрым.
И предел наступил, и раздался мой стон,
Из обшивки летели заклёпки.
Скрежеща, сотни прочных стальных листов,
Отрывались от корпуса лодки.
И вставала пред нами из ила стена,
И хлестала вода из брешей.
Прохрипел командир: «Ну, прощай, старина,
И прости, если можешь, «Трэшер»…
Задыхался в агонии мой экипаж
Меж хрустящих стальных переборок.
И вошла я в последний, смертельный вираж,
И до дна был мой путь недолог.
Кашалотом расплющенным павши на дно,
Я зарылась по пояс в иле.
И ушла миру весть маслянистым пятном
О глубокой моей могиле.
Далеко наверху, где мои небеса,
Там, где время людей быстротечно,
Штормы штили сменяют на вечных часах,
Охраняя покой мой вечный.
Москва
1 августа 2003 г.