“…Quietly turning the backdoor key
Stepping outside she is free.
She (We gave her most of our lives)
Is leaving (Sacrificed most of our lives)
Home (We gave her everything money could buy)
She's leaving home after living alone
For so many years. Bye, bye.”
(“She’s Leaving Home”, SPLHCB Album, 1967, The Beatles)
В саду расцвёл боярышник
перед окошком горницы.
Воркуют где-то горлицы
о чём-то, о своём.
В окно глядит боярышня
красивая, печальная...
В глазах её - отчаянье,
в руках её - шитьё.
А что ж ей не печалиться
с её-то гордым норовом,
когда с утра за хворого
да старого к венцу.
Да как ей не отчаяться,
когда боярин ключника -
коварного разлучника -
приставил ко крыльцу.
Пришла намедни сватьюшка
товар смотреть предложенный.
Чай пили, как положено,
с вареньем да халвой.
И согласился батюшка
отдать её богатому
да родом очень знатному,
чтоб был в семействе свой.
Всё о приданом спорили,
cтуча о блюдца чашками,
не зная, как же тяжко ей
идти из терема.
Да не к беде, не к горю ли
пришли они к согласию...?
А как же быть ей с Васею,
что любит без ума?!
Да он, поди, по кузнице
волчарой ярым мечется
иль водкой крепкой лечится
в шинке, что за углом.
Забыл, небось, об узнице,
что скоро горя горького
напьётся ранней зорькою
за свадебным столом.
Ах, Вася, милый Васенька!
Головушка несчастная!
Погодушка ненастная
на Настеньку грядёт.
Упало солнце красненько
за лес дремучий дремлющий
да мелкой речке внемлющий,
что вязь из трав прядёт.
Как тяжко в мае маяться,
кручиниться боярышне,
когда цветёт боярышник
с сиренью под окном.
Волной луна ломается
да сыплет звёздной крошкою...
А в душу злою кошкою
вцепилась мысль о нём.
Всё слюбится да сладится,
коль слушать мужа мудрого...
Да Васю златокудрого
возможно ли забыть?
Кольцо любви закатится...
Да так, что не отыщем мы.
Хоть в доме пахнет тыщами,
любви-то не купить.
А мысли бьют метелицей...
Да кто ж такое выдюжит?!
Она из дому выбежит
да побежит во тьму.
Туман фатою стелется,
стога в тумане плавают,
поникли ивы главами,
рыдая по нему.
Да пропади всё пропадом!
Лицо кривится в ярости...
Ужель ей жить до старости
с трухлявым, старым пнём?!
Сундук открыла с грохотом,
достала платье белое,
разоблачась, надела и
в сад выбежала в нём.
Бежали ножки босоньки
известной ей тропиночкой.
Отцовскою кровиночкой
из терема ушла.
И освятили росоньки
её венчанье с суженым,
а земляника ужином
им свадебным была.
И первой ночью брачною
луна была им сватьею,
трава была кроватью им,
а крышею - сосна.
Их ночь была не мрачною,
от звёзд ярко-зелёною,
любовью осветлённою
да нежной, как весна.
Дал ягоду боярышник
перед окошком горницы.
На юг умчались горлицы
на новое жильё.
В окошке нет боярышни...
И, морща лоб кручиною,
боярин пред лучиною
зрит на шитьё её.
Москва-Старая Руза
10 марта 1999 г.