Делили всю бытность мужчины
Нас на героинь и пропащих,
Мне трудно понять их причины,
Не видя средь них настоящих.
Я - Ева в оборванных джинсах,
Смолящая в день по пол-пачки,
Вся святость лишь в радужных линзах
И запахе мятной жвачки.
Не верю я сети Амура,
Зазря пролетевшие стрелы,
Признай,мировая культура,
Постельной науки пробелы!
У самой последней точки,
Снаружи,а,может,извне,
Мои сыновья и дочки
Сквозь латекс скандируют мне
-Да здравствует смерть в криках страсти!
(Пусть страсть и синоним маразма,
Я жить буду вечно во власти
Вселенского мегаоргазма).
И будут раздвинуты ноги,
И в спины впиваться ногти,
Краснейте,дневные боги,
Кусая в истерике локти!
У храма красивого тела
Трясутся колени скотов,
И лица белее мела
У этих помойных котов.
Я в кайфе от ваших страданий
При виде семейного ложа,
Сосуд добровольных признаний,
Я часто бываю им тоже.
Страницы запретных журналов
И вздохи в родительской спальне,
Слова из семейных скандалов
В альковной исповедальне.
Кому-то от этого легче,
А кто себя мнит прокаженным
Пусть тают лимонные свечи
И стонут фригидные жены.
И ложь потечет по постелям
Кровавою струйкою фальши,
Мы ложь со стыдом ту разделим
И будем проглатывать дальше.
Так плачьте,вчерашие дети,
Попавшие в путы разврата,
За тот поцелуй на рассвете,
Что сорван был мною когда-то.