ЛЕТИТ С БАЛКОНА ПОМИДОР
Летит с балкона помидор.
Зевак набрался полный двор.
Товарки с пыльными коврами
Затихли. Ждут. Полёт нормальный.
Пока семнадцатый этаж,
Похоже всё на эпатаж
(Как скалолаз на божьем храме).
Прёт помидор. Полёт нормальный.
Тревожен только небосвод
И так под ложечкой сосёт
У коммуниста Косорота
(партстаж с семнадцатого года),
Что он стоит ни жив, ни мёртв.
А на шестом квартирный вор
Шкатулку ценную вскрывает,
Покамест над страной бескрайней
Летит с балкона помидор.
Нормально всё. Как на подбор,
Сияют яркие беретки.
Мелькают лестничные клетки.
Час тридцать три. Второй этаж.
Пора. Включается форсаж.
Взлетают брызги над народом.
Пенсионеру Косороту
Из позы лёжа не видать
Кому предназначалась «мать!».
Зато другим видна картина –
Седой, суровый и партийный,
С пятном кровавым на груди
Распластан бывший бригадир
Заводов «Луч» и «Серп и молот»
На тротуаре. Тучи. Холод.
И дождь накрапывает вдруг.
Природа замыкает круг.
Вот так в далёком девятьсотом
Супруга Васи Косорота
Под шум дождя рожала, вздор
Неся... Про что? Про помидор...
2006
СОБАКЕ ПАВЛОВА
Собаке Павлова так сухо и тепло,
Что на другое сука просто не согласна.
Пока в глаза не больно тычат ей стеблом,
Всё удивительно и, в сущности, прекрасно.
Слюна течёт. И жизнь течёт. Не жизнь – вода
(как утверждали и приверженцы Фалеса).
Лишь остаётся, дабы с нею совладать,
Ковать железо безусловного рефлекса:
Вилять хвостом и при команде «фас» не спать,
По ветру нос держать и тотчас дуть до ветра...
Слюна течёт. Никто не силится понять,
Что не даёт предельно обнажиться недрам.
Летят эпохи, но замены нет вещам,
Вода всё та же и ничуточки не скисла.
Души порывы чтоб отчизне посвящать
Нет ни желания, ни совести, ни смысла.
Ошейник мягкий. Закадычный поводок.
Смешную гордость притупляют оплеушки.
Слюны хватает на всего один плевок?
Вот и плевать! А растирать пусть будет Пушкин.
2005
МИЗАНТРОП
Тех, кто видел у кромки панели
То ли псиный помёт, то ли кекс,
Обронённый дородной мамзелью,
Не доевшей сей деликатес,
Убедительно просят не трогать,
Пусть-де шастает взад и вперёд
Окрылённый особой дорогой
И мундиров покроем народ.
Пусть меняются польки на вальсы,
Разлагается правящий класс,
Как ошмёток бы не выделялся
(пуще кружки на вывеске "КВАС").
Пусть в историю лезет азартно,
Не по трупам, так с гроба на гроб,
Разухабистый люд, в бонапарты -
Чаще, в канты - не очень уж чтоб.
А поэт за трагедией мира
Хладнокровно, как редкий удав,
Наблюдает пусть, розы Чаира
Распуская в бессмертных трудах.
И дерьмо, как примерные дети,
Пусть, в асфальтовой лжи синеву
Глядя, чует - на этой планете
Будет вечно оно на плаву.
И подошвой модельных ботинок
Пусть кичится налипший нарост,
И любуется с мёртвых картинок
На себя очерствевший народ.
Жаль, читатель мой из мягкотелых
Не смекнёт, оправляя шинель,
Среди сора таких мелкотемий
Изловчиться и пасть на панель.
2005
Б.Л.ПАСТЕРНАКУ
Село в серебряном тумане,
Селяне цвета кумача
Мычат - так даже басурмане,
Хоть их стреляй - не замычат.
И в клубе, чай, не до культурки,
Мат невзначай да загремит,
Журчат ручьи по штукатурке,
И чад клубится за дверьми.
Как маргинальная уклейка
В укромной заводи ведра,
Под лесом в сальных кацавейках
Снуёт шальная детвора,
В золе мурыжит кукурузу
И пьёт дешёвое вино.
Раздуло бронзовые пуза,
Кокшой замызгано рядно.
Поодаль дерзкий молодчага,
Червяк как будто шестерню,
Мусолит "варежкой" початок
И нежно гадит на стерню.
Казалось бы разверзлась бездна,
Хранящая навозный дух,
Но сердцу русскому любезны
Не только зопники в саду.
Так утка в диком очерете
Нужду справляет, наторев.
Какое же тысячелетье,
Скажи, читатель, на дворе?...
Того ль мы века уроженцы,
Коль нашим душам с ним не слад?
Тем своевременней вторженье
Врага по имени весна.
Чтоб улыбалось небо плесам,
Ему не надобен Сислей:
Как перец, ясен профиль с пейсом,
Ермолкой набок и пенсне.
Повис абрашка на барашке,
настырный, как сухой репей.
Глядь – мастурбирует на пашне
Картоху бравый воробей.
С каким бы он тогда азартом
Дрочил калач, а не паслён.
Как будто Неман Бонапарта,
Пичугу манит горизонт.
Там гром зычнее, чем Ермолов.
Зарницы фыркают окрест.
Не край – а сущая крамола,
Не небо – форменный протест.
Нежданный месяц оселедцем
Извился в лапищах ольхи.
Не дождь – а именины сердца,
Не грусть – манерные стихи.
2005
ВОСПОМИНАНИЕ О НИКОЛИНОЙ ГОРЕ
Не ячменным веком кляча –
ставни хлопали печально,
опечатанная дача –
что отставленный начальник.
Обречённо дверь сипела,
в щель заглядывал шиповник,
а скрипучий бог ступеней
шёпот выцветших обоев
заглушал. Балкон с пастушкой
не по-графски разболтался,
как здоровьем – аэспушкин
из-за графоманских стансов.
Духом пасть кариатиде
не давал дух комиссарский,
от греха – неукротимо
перепрятавшись в мансарду.
Изуродованный флюгер
на вершине пирамиды,
как заправский шикльгрубер,
бодро лгал пустой планиде.
Над крестом окна гостиной,
иллюстрированным «Правдой»,
украиной самостийной
отрывалась балюстрада.
Не по стенам, испещрённым
сотней трещин и обломьев,
слёзы пьяным чичероне
проливала – по былому…
Тьма шуршала в гуще сада,
как торговка – целлофаном.
Крышу горклою прохладой
морось вусмерть целовала.
2005
* * *
Из далека, из глубины,
Из чувства меры и вины,
Из пепла веры и страстей,
Из снисхождения властей,
Журчаний розовых лжецов,
Суровой жести праотцов,
Ума и зауми стихий
Плодятся исстари стихи.
И расползаются, как вши
Как ржа, как месть туркменбаши,
Как многомесячный запой,
Как дым печей, как мы с тобой,
Как жирный вой фанфарных труб,
Как червь, сжирающий свой труп,
Как вести с фронта и полей,
Как всё, что есть ещё подлей.
И силы нет их удержать,
Ползёт чудовищная рать.
Когда б в ней было меньше зла,
Она б сюда не доползла!
2006
ВОТ ИДЁТ ПИОНЕР
вот идёт пионер,
он не низок, не высок,
галстук сполз наискосок,
а пилотка – на висок,
на чапаевский манер.
на него во весь опор
бабы с вёслами стоят,
и с улыбкою солдат,
ровно парню супостат,
резко дёргает затвор.
вот колхозницы с серпами
жнут богатый урожай,
вот герой корчагин павел
контре смеет угрожать,
композиция спортсменов
диски мечет по углам,
и штурмуется посменно
на заводах встречный план.
музыкант в трубу дудит,
тешит путника дорога,
что-то с профилем парторга,
словно тот не символ долга –
а крутой контрабандист!
космонавты тут как тут,
покоряют невесомость,
судьи треплются бессонно,
суд советский – наша совесть,
правовой наш институт!
мирно катится эпоха,
как на кооператив
запись. жить совсем неплохо,
от себя мир оградив.
песней звонкой репродуктор
подаёт стране пример,
в магазине без продуктов
гордо ходит пионер!
2006
О ПРАВИЛЬНОМ СЕКСЕ
я представляю кулуары,
где Карл у Клары крал кораллы
и клялся ей в соплях кровавых,
что ничегошеньки не крал,
что, дескать, публики коварной
в достатке там, где есть кораллы,
мол, красть кораллы есть нормально,
не красть кораллы есть морально,
но только разве номинально,
ведь что морально, то формально,
короче, вдуматься фронтально,
конечность сломит инфернал.
вот если б что другое крали,
а то подумаешь, кораллы...
король дискуссий этот Карл!
он врал, конечно, Кларе, врал,
а сам ворованный коралл
дарил другой порочной крале,
допустим, некоей Варваре,
не Карл, а чисто яд кураре,
такой паскудный экземпляр,
уж если в чём себя проявит,
то не подточит нос комарик,
всё досконально обыграл:
народу пря, коралл Варваре.
а Кларе? каламбуры Кларе!
и поделом безмозглой твари,
каков кумир – такие нравы,
кто крал, обычно тот и правый,
кто прав, тот, в принципе, и правит,
не правит только кто не врал,
а в чём, вы спросите, мораль?
простите, нету здесь морали...
2007
ПОЭТ В РОССИИ БОЛЬШЕ НЕ ПОЭТ
Поэт в России больше не поэт,
Скорее Дон Кихота частный случай,
Ламанчу поменявшего на ... (глючит),
А мельницы - на быстрый интернет,
В котором и поэтов толком нет,
А те что есть, "висят" и не надеются,
Что в результате действий Билла Гейтса
Сумеют обрести авторитет,
И статус столь сомнительный - поэт
Внезапно обернётся снова гордым,
А строчки, густо набранные в "ворде",
Читать не будут, словно трафарет
"Поэт в России - больше, чем поэт!"
2005
СТАНЦИЯ ДУШЕВНОГО ЗДОРОВЬЯ
Да что ж так муторно и пусто,
В ягдташе перепелу как,
И вся наличная капуста
Легко вмещается в кулак,
А разжимаешь – ни бумажки,
Зато с натёртых медяков
Глядит разнузданной какашкой
Не кто иной, как Смердяков,
Зализан и самоуверен
Всеубеждённостью ворья,
В неподражаемой манере
Как сам себе не верен я,
Любуясь, прусаков как стаи
И прочей насекомой тли,
Поэта голову оставив,
Бегут туда, где пуп земли.
Не от того грудину сжало,
Медведем будто воробья –
Вдруг смердяковское начало
Моим предстало первым я.
Как баклажан с пучком салата,
Прижавшись к рыбьему бочку,
Нахраписто и вислозадо
Оно всё время на чеку,
Что мимо яств отборных Пушкин,
Упрямо глядя – шасть к окну.
Чего изволите откушать?
Во что изволите мокнуть?
В ответ лишь бульканье, подъёбки,
Невразумительный пердёж.
Что невзначай сгожусь в подмётки
Ему, заразе, невтерпёж?
Не всё же мировое жлобство
Сосредоточилось во мне?
Спасибо! Снято! Свема. Шостка.
Проснулся чёрт-те знает в чём...
И снова сон, и снова вижу,
Теперь нудит второе я
Такой развесистою грыжей
Из неказистого нутра,
Вещает, мол, ты не кощунствуй,
И, дескать, паря, ты не бздо,
Что нерастраченные чувства
Объём имеют с гулькин вздох,
И, напрягая от фуражки
Свою извилину, рожна
Какого гонешь прочь мурашки?
Молчу. Лишь фальши тишина.
Молчу и думаю (однако,
вот уж где мысли низина)
О том, что в княжестве Монако
Опять созрела бузина,
Что рифма позы – розы – дозы
Универсальная таки,
И что нам всем до парадоксов,
Как от Сантьяго до тайги,
Как замечательно, что в среднем
На сто поэтов чмо одно
Найдётся и прочтёт их бредни,
Интеллигентское говно.
2007