Трудно писать о человеке, с которым не был знаком лично. Мало того, о котором почти ничего не знал – пока он был жив… Не берусь обсуждать его творчество. Слава Богу, что оно осталось этому миру.
_________________________________
Осенью 2005-го на сайте Poezia.ru появился очередной новый автор – Боровиков Пётр Владимирович. «Звучит серьёзно, – подумал я. – Небось, пожилой, умудрённый жизнью… Гриб-боровик. Ладно, успею ещё почитать». Через несколько месяцев Гриша Беркович позвонил из Дюссельдорфа: «Ты читал Боровикова? Обязательно почитай!». Я Грише верю. Но настроения не было. «Успею».
…Верхняя боковушка. Отрубился. Растолкали. Здравствуй, Петин Смоленск. В кармане листочек с адресом, продиктованным вчера по телефону женой Ириной. Маршрутка. «Вам выходить!» Выхожу. А ведь и года не прошло, как я был здесь. И дом этот начала прошлого века помню, и трамваи, мимо громыхающие, и памятник напротив, и… И не знал, не знал я, что можно вот так зайти во двор, подняться по узкой лестнице и… И ничего, потому что и тогда по-прежнему тешил себя привычной мыслью: «Успею».
От венков в большой комнате полутемно. В соседней, на полке, фото: Петя в ярко-красном галстуке на фоне ночного Питера. Да, он понимал толк в одежде. Август 2007-го. На стенах – картины. Подарки друзей. На самых почётных местах – Венеция. Дворец дожей и гондолы, Сан-Марко и голуби… Этот город Петя любил, пожалуй, больше, чем какое-либо другое место на земле. И при чём здесь Бродский?.. Тут же альбомы Микеланджело, Гоццоли, делла Франческа, Тициана, Карпаччо…
Его комнатка – три шага от двери до окна (какой там фэн-шуй сто лет назад). На фоне окна – маленький семисвечник на колонке музыкального центра. Компьютер. Картины. Пейзажи, натюрморты, репродукции старинных гравюр. Христос, идущий к нам по заснеженной аллее. Магендовид в разных видах и пара старинных икон. Книги. Цицерон и Плутарх, «Капитал» и чёрный бюстик Ленина, Фрейд и Бонапарт, Кафка и Кортасар, Пруст и Борхес, Ахматова, Цвейг, Олеша, Битов, Фаулз, Апдайк, Блейк, Гессе, неоплатоническая поэзия и ветхозаветные апокрифы, Найман и Генис, Евгений Рейн и Генри Миллер, римские оргии, Элиот, Бирс, Юлий Цезарь, Паскаль, Рембо и Кундера… Овидий, Гораций, Эдгар По, Гюнтер Грасс, Шеллинг, Кант, Фет, Спиноза, Сведенборг, Умберто Эко, Виктор Ерофеев… Рабле и Светоний, Мильтон и Челлини, Кокто и Голдинг… Четырёхтомник Даля и басни Эзопа… Веласкес, Рубенс… Фаянсовый бюстик Моцарта… Набоков… Бродский… Справа – бугристый диван…
Друзья терпели его эрудицию. Терпели его глубину. Идеи, рождавшие другие идеи, и так до бесконечности... Терпели ночные звонки и многочасовые разговоры, а ведь завтра на работу. Ну, на то они и друзья. Слово «поэт» применительно к Пете в их устах звучит как-то неловко, хотя и понимают, конечно... «Нет поэта в своём отечестве». Верный друг, однокурсник Саша, открыл для себя масштаб Петиного дара на следующий день после того, как обладателя дара не стало, – опосредованно, увидев отклик… В буквальном смысле – отклик со всего мира…
Мне трудно судить, за что его ценили больше – за стихи ли, за душу. Его любили. В разных городах, разных странах. Это были абсолютно чистые, в чём-то, можно сказать, эталонные, человеческие отношения, основанные на творчестве и со-творчестве, на ощущении и понимании мира и места поэзии в этом мире.
Помощь семье потекла в тот же день, когда стало известно о беде…
Интересно, что сказал бы Петя по поводу такого «успеха». Пошутил бы, наверное, как обычно. Но в душе он был бы… как это сказать… не то чтобы удовлетворён, нет… Пётр Боровиков, наивный гений, мечтал о Нобелевской премии. Не о премии, конечно, как таковой. О признании. Заслуженном. Он знал цену своему дару и своему труду.
Он писал роман. Писал долго и по-настоящему. Страниц триста уже было… Новый Пастернак…
Характерно, что даже родной город не принял его в ряды союза писателей. А и правильно. Как выглядел бы генерал на фоне такого рядового?
Он ушёл во сне. Где тонко, там и рвётся. Самым тонким оказалось сердце. Горячее сердце, через которое он пропускал свои стихи, свою жизнь, свою любовь. На износ. Сердце, которое рождало колебание голоса.
Маленькой Алине ещё только предстоит его услышать – увы, уже не из уст любимого отца.
Бедная, бедная Галина Алексеевна… Она разговаривала с сыном и не могла наговориться. Одну её фразу запомню, наверное, навсегда. «Петенька… зачем ты был поэтом…»
Как ответить маме?
_________________________________
* http://www.poezia.ru/article.php?sid=39627