Последний день лета двадцатиоднолетия,
осень уже постучала в окно.
Намедни бронь света пробила апатия,
сольная партия немого кино.
Панораму разлиновала вода,
едва я успел выйти на сушу.
Нехотя ноздри тянут О2,
пру по Тверской игнорируя лужи.
Шляпы зонтов – гнилые грибы,
темные робы, бледные рожи.
Осень, похоже, заштопала рты,
и мне говорить выходит негоже.
Двину к метро, докачу до квартиры,
буду курить и молчать в потолок.
А за окном закат тлеет над миром,
выпью за лето на посошок.
Я писал этот стих сидя на кухне, на сквозняке, ровно год назад, за окном чернела ночь барабаня в подоконник дождливо, по осеннему изгибая тополя антициклоном. Что-то хлебал из стакана, что именно не припомню теперь, топил очередную сигарету в салатнице полной винегрета окурков, хороня последние часы августа в пепле истлевшего лета.
365 дней миновало, триста шесть десять пять, в каждом 24 часа звуков, чувств, шагов, людей, дел, безделья, слов, новостей, музыки, наблюдений, идей, сомнений, замыслов, воздуха, дыма, сновидений, 525600 минут, пятьсот двадцать пять тысяч шестьсот, целая жизнь в шестизначной цифре. Сколько чисел дожило до сегодняшнего дня – единицы, жалкие крохи событий остались свежими в консервной банке памяти, да и те будут съедены, стоит оголодать опустошенно в будничном монотоне. Пишу очерк маринуя дату выпуска, срок годности определит время. Спустя год события одеревенели обретя контур, начало и конец, и суть не важно с какой стороны я откупорю банку: стоит пробит сталь времени консервным ножом, и тут же осенний ветер отдает оттенками жухлой травы, влагой ливня с примесью табака на коже, и этот еле уловимый грибной запах влажной земли, густой, тоскливый, скисший аромат. С утра выйдя из арки на проспект я встретил ветер лицом и его оплеуха отдала в ноздри волной сентября. Магнитная лента архивного кино отмотана вспять, к тому эпизоду, и сегодня я ужинаю прошлогодней осенью, глядя в проекцию вчера. Тчк.
Записав вышесказанное я приступил к чтению Сартра, спустя страницу заметил что не смотрю в текст книги, я уставился внутрь себя, и даже как-то мимо. Все же осень взяла меня за яйца, еще каких-то пару дней назад я щеголял пьяный по центру истошно улыбаясь в толпу. Мне следовало предостеречься заранее, но на этот раз осенняя лихорадка не подавала симптомов, август жарил под сорок и все сомнения выходили испариной. Судороги бабьего лета еще предстоят, это венок на могиле июля, празднование похорон в дань беззаботным денькам, еще огарочек солнца перед актом самокопания, вдумчивого переосмысления, мучительно долгого анализа. Сегодня я начинаю копать, копать под себя, вглубь себя, где схоронюсь как только мороз вдарит по крышке.
август 2007