Артур О’Шонесси Мэй.
(Перевод с английского).
Днём жарко,и ни туч, ни облаков,
а свет - рубиновый экстаз из грёзы.
Царит весна. Однако будь готов -
польют дожди, ударят злые грозы.
Как спеть о той, чьё имя было Мэй ?
Как спеть о самом лучшем из цветов ?
Она ушла отсюда в блеске дней
дорогой - всех длинней.
Подснежники в жемчужинах из рос
делили с Мэй весенние рассветы,
Она, как лилия, в саду из роз
жила в весне, её сгубило лето.
Была хрупка, любых цветов нежней,
И зной её замучил и унёс,
Она ушла отсюда в блеске дней
дорогой - всех длинней.
Над головою Мэй был ореол,
горевший золотом, чудной, но милый,
обширней наших грёз и горше зол.
Глаза светились внутреннею силой,
и что-то неземное было в ней.
Небесный свод в ней зеркало нашёл.
Она ушла отсюда в блеске дней
дорогой – всех длинней.
Под кронами в вечерней полутьме
она ходила лёгкою походкой
и пела бывшее на сердце и уме.
Мне чудилось, что в нашем околотке,
где поуютнее и потемней,
любя мечтать, гуляет аегел кроткий.
Она ушла отсюда в блеске дней
дорогой – всех длинней.
Покуда не смежила Мэй ресниц,
дарила взглядом летнюю отраду.
На свете не было императриц
С такою горделивой силой взгляда.
Святой обряд свершается над ней,
белейшею из всех отроковиц.
Она ушла отсюда в блеске дней
Дорогой – всех длинней.
Какой теперь от этой песни прок ?
Чудесная душа откочевала.
Она тянулась к солнцу как росток,
но скроена была не по лекалу.
(но не была земною - изначала)
И унеслась. Теперь уже не Мэй –
красивый, но увянувший цветок.
Она ушла отсюда в цвете дней
дорогой – всех длинней.
Arthur O’Shaughnessy May
Dream-like glow of rapt noon hour,
Rose-tinted rapture, that may not last,
Heaven seen clear between shower and shower,
Dawn colour ruined by day’s overcast –
How shall I sing of the maid called May ?
How shall I sing of the
year’s supreme flower ?
Fading away, ah ! fading away,
Fading, fading away !
Maiden May was a white snow bloom,
A wan white lily wearily fair;
Summer her death was, and summer her doom;
In love her garden, and love her air,
She grew and paled in the full red ray,
A lily that stood in the rose’s room,
Fading away, ah ! fading away,
Fading, fading away !
Her head was haloed with strange sweet gold;
Sadder than life is, and high as life’s dream;
Her lifted face, lit manifold
With the inner eyes’ transcendent gleam,
Was like the fair lit face of day
Filled with the azure it may not hold,
Fading away, ah ! fading away,
Fading, fading away !
She walked one eve beneath the trees
Who may forget her slender grace ?
Lingering, gliding with soft ease,
Singing fair thoughts in that fair place,
Seeming at length, in mystic gray
The angel some fond dreamer sees,
Fading away, ah ! fading away,
Fading, fading away !
No empress ever in all men’s sight
Moved with a loftier splendid look
Than May did, makng summer bright,
Till our sad summer she forsook;
Then a white saint it was that lay
Upon a couch all clad in white,
Fading away, ah ! fading away,
Fading, fading away !
But how shall a song of mine avail
To sing of the wondrous hidden soul,
That stronger grew as the form grew frail,
Until it passed from form’s control ?
She rose – the form is no longer May,
But a fair wan flower, fallen and pale,
Fading away, yes, fading away,
Fading, fading away !
Артур О’Шонесси Песня Юных
(Перевод с английского)
«Мы в толчее и даже на парадах -
моложе всех и краше всех.
Нам всюду честь и женщины – на радость.
мы – принцы счастья и утех !»
Вот праздные, при солнечном сиянье,
смелы, резвы, возбуждены,
сочли себя цветами мирозданья
и предвкушеньем радости полны.
Народ - в делах, у юношей - гулянья.
Их видит каждый, как бы ни спешил.
А женщины с особенным вниманьем
глядят на тех, кто больше мил.
«Мы в толчее и даже на парадах -
моложе всех и краше всех.
Нам всюду честь и женщины – на радость.
Мы – принцы счастья и утех !»
Они не терпят никаких препятствий.
У них стремительный успех.
Глаза их испытующе лучатся,
и в них играет едкий смех.
Обычай их нестрог. Живут вельможно,
опорожняя сундуки до дна.
Всегда они в веселии безбожном,
и платят за него сполна.
Один прегордо носит броский титул
и славен как отменный говорун,
другой, скандальным видом знаменитый,
корёжит слух нестройным звоном струн.
А женщина вдогон, волнуясь, скажет:
«Поди такой со мною задружись,
тайком отдам и день, и ночь, и даже
за счастье с ним не пожалею жизнь !»
«Ты – будто император на червонце, -
дойдёт до слуха женский зов, -
я углядела истинное солнце
в тебе, красавчик-сердцелов.
Всегда будь рядышком повсюду, где я.
Ты для меня милее всех.
Я всем на зло тобою завладею,
мой принц отрады и утех».
«Мы в толчее и даже на парадах -
моложе всех и краше всех.
Нам всюду честь и женщины – на радость.
Мы – принцы счастья и утех !»
Arthur O’Shaughnessy A Song of the Youths
Lo ! in the palace, lo ! in the street,
Beautiful beyond measure;
Yea, gods for glory, and women for sweet,
The youths, the princes of pleasure !
Idle and crowned in the long day’s sun,
Turbulent, passionate, sad;
Full of the soul of the deed to be done,
Or the thought of the joy latest had;
They walk their way through the crowds that run,
That pass through the crowds that part;
And the women behold them, and each knows one,
How mighty he is in her heart.
Lo ! in the palace, lo ! in the street,
Beautiful beyond measure;
Yea, gods for glory, and women for sweet,
The youths, the princes of pleasure !
They win with the vehemence of their souls,
With the swiftness of their fame;
Their strong and radiant look controls,
And smiles the world to shame.
Their rule is large, and like fair lords,
They lavish a goodly treasure;
They live of joy the world affords,
And they pay the world with pleasure.
One passes bright through the street down there
Named and known of repute;
And one hath a scandal of rich flowing hair,
And a musical tongue of a lute.
O the women, beholding, who thrill and say,
“While that one stays on the earth,
I can have in secret of night or of day,
More delight than a man’s life is worth !”
O the woman that say in the midst of the crowd,
“Beautiful, turbulent, one,
Do I not know you through semblance and shroud,
Even as I know the sun ?
Burning and swift, and divine you are;
But I have you all to treasure;
Women may love you, but mine you are,
And prince of the princes of pleasure.”
Lo ! in the palace, lo ! in the street,
Beautiful beyond measure;
Yea, gods for glory, and women for sweet,
The youths, the princes of pleasure !
From “Music and Moonlight”, 1874
Артур О’Шонесси Две песни из книги "Французские легенды".
(Перевод с английского)
1.
Скажи, любовь, где тот приют,
постель для сладкого греха ?
Здесь лес и тень, пчелиный гуд
и ароматная труха.
Как было знать, что нас найдут
и гнев так скор, а злость глуха..
Мы смело укрывались тут
для сладкого греха.
Следов расправы не видать.
В тени деревьев – благодать.
У птиц не спросишь ни о чём.
И вновь цветы кругом.
Найдёт ли это место тать ?
Любовь ! Не живы ль мы опять ?
Любовь ! Позволь нам, как в былом, -
мы вновь сюда придём !
2
Если б пойти нам дорогой морской,
Милая ! - или умчаться, как птицы,
в край ли иной, либо в небо с тобой,
где б ни закон и ни кто-то другой
мне не мешал бы вполне насладиться,
редкой твоей красотой.
Здесь же, увы, в этой горьком мирке
злые запреты на каждом крючке:
против горячих лобзаний устами,
против колечек и перлов в руке,
против волос твоих с чудо-кудрями.
ярких, как жаркое пламя !
Arthur O’Shaughnessy Two Songs
1
O Love, where is the bed we made
In scented wood-ways for sweet sin ?
The sun was with us and the shade;
The warm blue covered us in:
All men their curse on us had laid –
Finding had slain us both therein;
But, summer with us, not afraid
Were we to love and sin.
O Love, the crushed place is quite fair;
Leaves have sprung back and flowers grown there;
The blithe trees no long record bore;
The flown bird knoweth no more;
The hard one never found our lair; -
We are not slain, Love? – we are fair,
And love, ay, as we loved before:
- Let us go back once more !
2
Would I might go far over sea,
My Love, or high above the air,
And come to land or heaven with thee,
Where no law is and none shall be
Against beholding the most rare
Strange beauty that thou hast for me.
Alas, for, in this bitter land,
Full many a written curse doth stand
Against the kiss thy lips should bear;
Against the sweet gift of thy hand;
Against the knowing that thou art fair,
And too fond loving of thy hair !
From “Lays of France”, 1872