Холодного марта законы ясны едва,
И истины монстрам в простуженном мире тесно,
И Адмиралтейства над миром горит игла,
Хотя в этом городе нету Адмиралтейства.
И новый виток - как итог, или как глоток
Прожжёнными лёгкими очередной блокады,
И вместо истока сверчок знает свой шесток,
Где множатся истины, втиснутые в плакаты.
И это не грех - повторяться в любой строфе,
Как повторяются соски, пелёнки, гольфы,
Весь ужас мира вовсе не в галифе,
А в степени равной - в ладони и на Голгофе.
И сколько б ни длилась небес и иглы вражда,
Как мери и чуди, серости мира и чуда,
Я пользуюсь правом истину утверждать:
Пилатом быть предпочтительней, чем Иудой.
Москва, 2 марта 1991