Уоллес Стивенс. Летним днём. Вариации по теме

Владимир Маркелов
I
Поговори о чайках, что полёт свой
Над густо-синим морем ввысь стремят.

II
Та музыка, что громче дыханья, но тише
Звука ветра, подобие музыки, как подобие речи –
Воспроизведение из подсознания
Букв, воде и камню принадлежащих,
Облекаемые в слова наши и всего сущего.

III
У подножия скал, камни – головы псов –
Обращаются в рыб,
Погружаются в море.

IV
Звезда океанская, звезда над Монхэганом,
Ты плывешь ничьим фонарём маяка,
Тебя тоже от курса относит теченье,
Как бы ты не желала, ярко пылая в сплошной темноте;
А есть ли желание, или был намёк на желание,
Хоть малый намёк на желание.

V
Колышется листвою море.
И было дерево-отец,
Под ним сидели мы и пели песни.

VI
Озноб от ощущенья молодости вечной;
Прийти в прилив к песчаным берегам,
В лазурь, и разместиться вкруг выбеленных солнцем валунов,-
То стариков удел, их время.


VII
Пожалуй, стоит тыщи чаек один воробышек,
Когда поёт. Вот чайка – срез трубы венчает.
Над индюком глумится, и провоцирует ворону,
Шумиху побуждая.
А воробей, не напрягаясь, собою остаётся.

VIII
Упражнение в миросозерцании.
В тему! Смотрит на море,
Будто импровизирует. На фоно.

IX
Суша и море, день и ночь, буря и штиль –
Дань беспокойному миру, порождающему
Ещё больше ночей, дней, туч, миров.

X
Чтоб изменить в себе натуру –
Ничтожно мало измениться в мыслях и телесно,
А стоит окунуться в ощущенья,
Познать которые мешает тело,
Всех сущностей вибрации вокруг:
Что ощущает лодка, разрезая синюю волну.

XI
Сейчас, близ Пемакуида, ковёр-трава,
Похожа на серебряные пики, иссушена и скручена жарой,
Мертва. Луна от солнца неотступна, напоминает
Перевод французский поэта русского.

XII
Повсюду ельник хранит останки солдат:
Вот Хью Марч, сержант-пехотинец, погиб
Вместе со взводом на подступах при штурме барбакана.
И ели свято хранят погибшие ели.

XIII
Пусти по морю песчаную розу. Наполни
Небо светящимся ореолом
Брызг. Смой с себя всю соль.

XIV
Слова пробуждают чувства. Скажи:
«блеск слюды», «дрожь травы»,
«паутинная кожа у мертвых деревьев»,
Глядь, и уже зрачок твой расширен.

XV
Девственный остров и его обитатель,
По сути – близнецы, прочувствовавшие синь,
Пока не обозначено различие, милостию божьей,
Меж морем и эфиром.
И оба светлы и чисты.

XVI
Набат колокольный круги по воде распускает,
И гладь водяную закружит, завертит.
А звука источник – из звонницы, оси вращенья.

XVII
Минуя дверь, минуя стены,
Простора свежести вкуси сполна бальзам;
И сосен очертания навеют дрёму, чтоб уснуть.

XVIII
Вялый отлив, мелководье, пепелящее солнце.
Накатывает тень, кажется солидная.
Дамарискотта, о-бал-деть.

XIX
Мальчуган плавает под бакеном,
Другой уселся сверху.
Ур-р-р-а-а-а-! Я – человек-корабль!
Да...Пожалуй, – круче, чем Неаполь.

XX
Туман – не свет, красное – не костёр.
Но, кажется, что ты почти разглядел
Колыхание медных проблесков.
Её грот-мачта сошла на нет без минимального зазора.
Из общей прозрачности взор выхватывает бисерины на поручнях.
Но ещё не время для отважного старта.

* * *