Тринадцать тысяч пятьсот пятый сон,
Не сплю, всё на огни взираю,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . её обняв,
В том месте, где трава, волнует
Пряным шёлком сизый с ночи холм,
И моря синева, плод авокадо яркого,
Нам из глубин рождает. Да чайки
У раскатов мерных волн молчат…
Все ждут, но наш рассвет не наступает…
И ангелы прижались, тихи и немы…
Где свежесть ночи пух их крыл ласкает,
Росою, выпав… в низках ожерелье,
Душистой с ночи горькой чуть, травы.
Так отчего же небеса немы? Их огни
Тихо из глубин мерцают, не спят…
Как мы, за нами наблюдают… и вижу я
Всё тот же тихий, -
. . . . . . . . . . . .беззвучный, безответный, -
Тринадцать тысяч пятьсот пятый сон.
Нет небосвода, только…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . серой пеленою паутина,
И тропки хлипкие петляют меж пасмурных лесов,
Где мрак объял, спокойствием теней сей сонный край…
Выходят на просвет немыслимой картины,
Олени, и сюжет с ризной травой не зыблем в тишине,
Да птичий гомон смолк, и ритма не нарушив
Стоит безвременно, напряжена завеса серая,
В том месте, где часов стезя иная
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . качается лодчонкой в тишине.
Бьют без отзвона старые часы,
Сей серый мир теней не нарушая,
Пружина лопнула в том месте,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . где огни
Сплелись с ночною мглой.
Идут часы, и детскою рукой,
Их время продолжает ход по краю…
Сижу я на краю травы шелковой
И тихо сторожу, беззвучный бой,
. . . . . . . . . . . . . но слышный ход часов,
В груди моей… Но лучшего, не знаю.
Ведь дальше, светлые огни-глаза сияют,
И небосвода многогласый зов…
Для тех, кто здесь, пустой…
Лишь полная луна вином благоухает.
Что пряность свежая,
. . . . . . . . . . . . . . в бокал пролилось белое вино,
И солнцем заиграло на длани чёрных вод
Небесной наготы, на много миллионов лет...
Меж небом и землёй все ищут лишь одно,
И смотрят в небеса, как раненый в ночи,
Кричит протяжно лось среди лесного края...
Но везденны глаза небес, где их отсвет
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . молчит.