Страдание

Владимир Семячкин
Хвалы достоин Ты, Господь,
А человеку некуда глупеть,
Рассудка нет, одна пустая плоть,
В беде всеобщей весел хочет петь.

Он лишь трава,
Весь день хмельная голова.

Как Ты его выносишь бред,
Спросить вина бокал неровен час
На просьбу лишь один ответ:
Не может он уменьшить свой запас:

С запасом жить
Удобней, чем Тебе служить.

Какая дрянь в душе его,
Он мнил, что тканый полог скроет суть,
Сквозь ткань не видно ничего,
Но Бога невозможно обмануть.

А ткань – гнилье,
И моль не сядет на нее.

Ступающих Твоим путем
С него пустяк сбивает иногда
Самим не разобраться в нем,
Хоть это грех, но велика ль беда?

Грех, может, мал
Но смерить как, никто не знал.

Браня Тебя, за милость Бога
Готовы честь отдать из-под сохи,
Но все же смущены немного:
Ведь Ты и так прощаешь все грехи.

Не страждет тот,
Чья жизнь без Господа течет.

Но как хвалу Тебе воздать,
Ты весь в сиянье, блеске чистоты,
И трудно голову поднять,
Не избежав от света слепоты.

Нельзя в упор
На совершенство вперить взор.

Так, как от рук любая грязь
Вещей способна красоту украсть,
Так мы, склоненные, молясь,
От чувств святых утрачиваем часть.

Но там и здесь
Всегда Господня доля есть.

Коль человеку впрямь невмочь
Служить Тебе, пусть свиньям служит он.
Пусть в грязном хлеве день и ночь
Он неустанно слушает канон.

А клир там свой,
С больною будешь головой.

Куда глаза дел, Человек,
Иль растерял их в грешной суете,
Иль не поднять ленивых век
На звезды любоваться в темноте.

Им ночь сиять,
Тебе же – ужинать и спать.

Завидев домик меж ветвей
Хвалу уюту птичка пропоет.
Любая трель подвластна ей,
Но Человека в доме не проймет.

Он зол от мук:
Откуда посторонний звук?

А коль причина не ясна,
В смятенье ум, трещит душевный строй.
Внезапно стала жизнь черна,
А кровь Господня пусть течет рекой.

Где слово взять,
Чтоб мразь такую описать.

Когда-то кладом был, понеже
Впитал в себя давно сокровищ воз,
Кольцом, где был девиз «My pleasure»
И райским садом, полным чудных роз.

И нимб венчал
Лица смиренного овал.

Но стал грехом испорчен он,
И суть его теперь – лишь плоти ком,
Коль посмотреть ему вдогон,
Бредет, шатаясь, немощный, бочком.

Признаюсь, не тая:
Господь, ведь это я.