Полине Беспрозванной
…мой собеседник поздний – слышишь ноту ми –
тревогу гаммы, в городской сырой утробе, –
с асфальта летнего усталость подними,
а также – грусть. И да воскреснут они обе
во флейте сна, что ждет вечернее метро,
что чует слух скупой дремавшего у двери!
И да не станут звуки действовать хитро,
но – станут дерзостью, в которой я уверен!
Но – станут песней, где припевы «не смотря»
и «вопреки», мой собеседник, мы разучим
вперед всего. И не покажется нам зря
ее мотив пропетым – радостный и сучий!
Мой собеседник поздний, звуком во плоти
бесплотных улиц легче трогаются пальцы;
я вспомнил даму из далеких Апатит,
ее «…опять июль, растянутый на пяльцах…»
в моей подкорке зазвучал как камертон
каких-то истин непреложных. Альманахи,
фрагменты писем, иллюстрации картон,
и безобразный лепет рвущихся в монахи –
все обозначило ночной словесный круг, –
(воспоминания о скомканных дебютах,
как от великих кутюрье – наряд подруг –
лишь подчеркнут – во что одета и обута
та и иная из прекрасных половин), –
мой собеседник, в этом круге – мы лишь гости…
Ночных прогулок аромат неуловим.
как диверсант с легендой, брошенный на осте.
Мой собеседник поздний – просто подлети
к тому окну, что льет задумчиво на темень
янтарный свет. И два крыла – как два пути,
сомкни над бездной. Надо мной. И надо всеми…