Приключения поэта и философа Махова
в мире его собственных образов
Когда Махов был маленьким, он очень любил спать. Во сне его посещало Вдохновение. А сам Махов частенько посещал Астральный Мир. Вместе с ним Астральный мир посещать любил его добрый знакомый кот Тазепам. Кот Тазепам не был наркотиком, просто у него была такая греческая фамилия (в народе поговаривали, что оный Кот случился внебрачным отпрыском царицы Нефертити, но это все байки). Вообще, кот Тазепам и не ведал об одноименном лекарстве и по рецепту не выписывался, а просто приходил на «кис-кис».
Однажды, теплой летней ночкой, июля, этак, первого, молодой Махов с котом шлялись в Астральном лесу. Кот нагуливал аппетит, а Махов бродил просто так, размышляя. Они давно привыкли не мешать друг другу и поэтому оставались друзьями.
Падал легкий, крупными хлопьями, прошлогодний снег, все вокруг сверкало-серебрилось и, если не замечать сидящую на елке Лошадь, царила гармония. И нельзя было рассудить иначе, кроме как «наступила зима». Ветра в округе не наблюдалось, а снег все падал и лежал повсюду сугробами и, если не замечать сидящую на елке Лошадь, было тихо.
«Эх, ма! Зима...» - подумал Махов, сел в сугроб и занемог. Не мог он довольно долго. Кот, тем временем, нагулял аппетит и ломанулся по бабам. След его простыл, и в лесу раздавалось периодическое «Ап-чхи!».
Махов торчал в сугробе и наслаждался природой. Устремив мечтательный взгляд вверх, он вдруг обнаружил чужие глаза. «Сова», - подумал Махов. «Сам ты Сова!» - обиделась Лошадь и встряхнула ветви. Махова сравняло с окружающей средой. Над лесом пронеслось веселое ржание, и довольная шуткой Лошадь грациозно перемахнула на ближайшую сосну.
Махов вышел из сугроба, и вдруг ощутил левым своим плечом легкое помешательство... За спиной возник Сизый Заяц. «Морква есть?» - умоляюще вопросил он Махова, пристально глядя куда-то в сторону. Махов проследил его взгляд и увидел Лошадь. «Вот. Я тоже обалдел...» - произнес Заяц и растворился в воздухе. Махов пожал плечами и вышел из лесу вон.
Впереди простирались Поля Бесконечной Зимы. А больше впереди не было ни шиша, кроме одинокой фигуры Старого Волхва, пересекающего поле слева направо. «Ых-Топох!» - радостно подумал Махов и взял на карандаш. «Махов!» - подумал Ых-Топох и взял ноги в руки...
Махов огорченно вдохнул в себя ноздрями и, решив не замечать парящую в облаках Лошадь, тронулся через поле, куда глаза глядят. А глаза глядели вперед к северо-западу, где вдруг обозначился некоторый Чернобурый Лис, влачащий за собой старого образца «Стратакастер».
«Лисистрат!» - догадался Махов и, распахнув объятия, двинулся ему навстречу. Но Лисистрат не захотел, видимо, обниматься и, не доходя до середины, зарылся в снег вместе с гитарой.
Махов презрительно ухмыльнулся в усы и пошел дальше, откровенно игнорируя Лошадь, которая кружила вокруг и вообще вела себя непристойно. Махов, являясь любимым учеником великого педагога Леонида Ильича Кутузова, лошадиной наглости и медвежьих услуг отнюдь не переваривал; и себе не позволял, потому отличником был круглым и вообще человеком праведным. И за прилежание имел честь конфет получать одну.
Вдруг Махова привлекло Нечто, и он вперил туда глаза: мимо со свистом и улюлюканьем дефилировала Пуля дивных габаритов, явно выбирая место для посадки. Махов залег. Мимо, тяжело дыша и топая валенками, пронесся дед Пахом с двустволкой и авторскими правами. Пуля, не удовлетворившись окрестной пустошью, шумно упала за горизонт. С неба посыпал стремный пепел... В ответ из-за горизонта донеслось шумное эхо лесоповала: на тропу войны ступили Дети Серебряных Туч...
Махов лежал, смотрел и слушал. Скоро мимо него, тяжело дыша и матерясь, снова протопал дед Пахом с массой острых ощущений и всяких трофеев. Махов проводил его взглядом до са-мого синего леса и, не обращая внимания на Лошадь, которая теперь бесстыдно брюхом вверх лежала, сраженная наповал все той же Пулей, направил стопы дальше.
Неожиданно с подветренной стороны из леса появился Всадник с мешком. Это был нетрезвый Епифан с репутацией местного хулигана. Пришпорив коня, Епифан круто свернул в сторону Махова, с явным намерением собрать его в мешок. Осознав, что дело худо, Махов обратился в бегство. Возникший на пути Сизый Заяц с морковным вопросом улетел в кусты и остался там, неудовлетворенный.
Епифан настигал. В ужасе Махов достиг Леса и сиганул в какое-то дупло. Оттуда раздался ушераздирающий «Мяв!!!» - и кот Тазепам, лишившись столь интимного укрытия, поссорился со своей бабой навсегда и скрылся от греха подальше. «Страшно мне, а у них Любовь!» - подумал Махов и огорчился. Епифан потерял след, кинул в сторону Леса свирепый взгляд, призадумался и вертал коня домой.
Махов вылез из дупла, отряхнулся и побрел по лесу. А кругом было снежно, сугробно, еловно, сосновно и вообще разлаписто и аляписто и, если не замечать усопшую Лошадь, красиво до безобразия. «Снег уже выпал. Скоро выпадет лед...» - подумал Махов. Лед себя ждать не заставил, и Махова сравняло с ландшафтом.
Кое-как отколупавшись, Махов решил больше вообще не думать и, присев на пенек, достал из сумки краюху ржаного хлеба с маслом. За спиной неумолимо возник Сизый Заяц: «Морква есть?!» - слабо простонал он. «Нет!!!» - отрезал Махов и запустил зубы в мякиш.
«Так я и знал!» - голосом Умирающего лебедя резюмировал Заяц, высморкался в снег, залез на березу и повесился. Махову стало совсем тошно, он спрятал хлеб и, не оглядываясь, потопал прочь. В спину ему слабо светила Луна и покачивались заснеженные ели. Настроение оставляло желать Лучшего; поминутно натыкаясь то на облезлый труп, то на скелет, Махов страстно его (Лучшего) теперь желал. «Искалечена дорога... на Тот свет…» - подумал Махов и, аккуратно перешагнув через омерзительное желтое мясо, вышел на полянку. Посреди полянки стоял совсем не зимний шезлонг. В нем сидел странник Ых-Топох и кушал, чавкая, пельмени. «Приятного аппетита!» - пожелал Махов. Ых-Топох доел последний пельмень, сказал: «Спасибо», - и ушел искать Истину.
«Мертвая натура...» - язвительно подумал про него Махов и присел в неостывший еще шезлонг. Думать ему совсем не хотелось, и вскоре забрезжил рассвет.
Тут на сосне прозвонил будильник, и Махов проснулся. Наяву светило ласковое Солнышко, шумно летали мухи, в ногах, свернувшись в кукиш, дрых кот Тазепам. Было девять утра, и день начинался сызнова. Махов встал, запихнул ноги в тапки, прошелся туда-сюда по комнате, съел бутерброд с таком и присел к столу. Под столом храпел Максим...
«Странные мысли играют моей головой!» - подумал Махов и написал грустную песню «Зимний Мальчик»...
В паутине медленно проплывали хвосты чугунных ящеров. Махов творил. До вечера было далеко...
4.07.94